Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.
- Название:Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Евразия
- Год:2008
- Город:СПб.
- ISBN:978-5-8071-0302-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в. краткое содержание
Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Несмотря на то что перечисленные здесь народы не являлись непосредственными подданными русских князей, они выступали в роли потенциальных, а отчасти и реальных колоний Руси. Например, мордва занимала существенное место среди внешнеполитических мероприятий Юрия Всеволодовича. С 1226 по 1232 г. он чуть ли не ежегодно организовывал походы на мордовские земли, где образовались зависимые от Руси области: летопись, например, упоминает владения «Пуреша ротника Юргева», а также враждебную ему «Русь Пургасову» [201]. Известно, что болгары тоже претендовали на влияние в Мордовии, но их попытки закрепиться в этих местах встречали жесткое сопротивление Владимирского князя [202]. Даже вторжение монголов на болгарскую территорию в 1232 г. Юрий пытался использовать для закрепления своей власти у мордвы: «тое же зимы», когда монголы остались зимовать в Волжской Болгарии, «посла великыи князь Геогри сына своего Всеволода на Мордву, а с нимъ Феодоръ Ярославичь и Рязанскыи князи и Муромьскыи и пожгоша села ихъ, а Мордъвы избиша много» [203]. Через три года, когда монгольские ханы обрушились на мордовские области, русский сюзерен никак не отреагировал на эти посягательства в зоне своих интересов.
Можно сказать, что к 1236 г. соседним государствам со всей очевидностью стал ясен оборонительный уклон в политике Суздаля. Зародился он, скорее всего, еще раньше и впервые со всей очевидностью был проявлен по отношению к Волжской Болгарии. Это государство после 1229 г., когда на его границах появились орды хана Бату, было остро заинтересовано в мирных соглашениях с Русью. С другой стороны, выгоды от союза с болгарами были очевидны и для Руси, где поволжский хлеб уже в 1230–1231 гг. стал фактически спасителем от голода. Однако никакие дружеские инициативы волжских болгар не смогли склонить русского великого князя к тому, чтобы он выступил их заступником от угрозы с Востока.
В источнике В. Н. Татищева сообщение о заключении русско-болгарского мира в 6737 (1229) г. выглядело так:
«Тогда же прислаша к великому князю Юрию болгари о мире и любви. И сослаша люди лепшие со обоих стран опроче (особно).
[ И сослали с обоих стран послов, знатных людей, на особное место близ границы Руской на остров, имянуемый Коренев. И оные учинили мир на 6 лет, купцам ездить в обе стороны с товары невозбранно и пошлину платить по уставу каждаго града безобидно; (брод никам) рыболовам ездить с обе стороны до межи; и иметь любовь и мир, пленников всех освободить; а буде будет разпря, судить, съехався судиам от обоих на меже ].
И тии мир и любовь учинивше на 6 лет, пленныя вся пустиша и разыдошася с дары многими.
Того ж года глад бысть во всей Рустей земли 2 годы. И множество людей изомроша, а боле в Новегороде и Белеозере. Но болгоре, имеюще мир, вожаху Волгою и Окою по всем градам и продающе, и тем много Рустей земли помогоша.
А князь болгорский присла к великому князю Юрию тритцеть насадов жит. И князь великий прият с любовию, а ему посла паволоки драгие, шитые златом, и кости рыбии, и ина узорочия» [204].
Из текста видно, что был подписан взвешенный и действительно взаимовыгодный договор о мире и сотрудничестве. Однако он так и не был переведен на уровень военно-политического союза, как того просило болгарское посольство в 1232 г. Даже летописец с укоризной вспоминал об этом поступке Юрия:
6740 (1232) «Того ж году приидоша татарове на Волгу и зимоваше, не дошед Великого града. Болгоре же прислаша послы своя ко князю великому Юрию, рекуще, яко «прииде род силен, откуду невемы, языка его же никогда слышахом», и просиша помощи противо има, [обесчевая все его ( Юрия . — Д. Х .) убытки заплатить]. Князь же великий, гадав со братиею и слышаще, яко сила татарская тяжка, не даша има помощи. А татаре поплениша и покориша многу нижнюю землю Болгорскую и грады разориша» [205].
В Ростовском летописце всю эту статью, за исключением первого предложения, вычеркнули. Видимо, особенно неприятно было упоминание среди участников княжеского совета « братии ». Ведь ответственность за такой эгоистический поступок лежит на всех Всеволодичах.
Юрий отказался заключать с болгарами военно-политический альянс и защищать их от монголов. И у нас нет однозначного понимания того, насколько такая позиция была оправданна. Возможно, упорное противодействие монголам на юго-восточных границах Болгарии, на Волге и Яике могло заставить хана Бату быть более осторожным в своем натиске на запад, но вряд ли оно смогло предотвратить этот натиск. В конце 1220-х гг. такие рассуждения еще могли иметь место, но в 1230-х они были уже неактуальны. Скорее всего, русские полки не смогли бы остановить монгольских ханов в казахских степях, а лишь распылили бы собственные силы на излишне широком фронте борьбы. Прагматизм князя Юрия требовал жертв из среды заграничных союзников.
С обреченным положением болгар можно сопоставить и ситуацию в Рязанском княжестве. Растерзанное внутренними усобицами, лишенное собственной инициативы влиянием могучего северного соседа, оно также было оставлено один на один с Батыем.
Сведения, которые мы черпаем из летописи, составленной при ростовском дворе, не могут в достаточно полной мере описать обстоятельства монголо-рязанского противостояния, а тем более со всей очевидностью указать на неблаговидную роль великого князя Юрия, бросившего верного вассала на неминуемую гибель. Ростовская редакция повести о монгольском нашествии на Северо-Восточную Русь, приведенной в Лаврентьевской летописи (далее — ростовская повесть), очень кратко повествует о падении Рязани и ни словом не отмечает какую-либо роль в этих событиях владимирского князя, его имя вообще не упомянуто [206]. К счастью, в новгородских и связанных с ними летописях сохранился более подробный вариант этого повествования (далее — новгородская повесть) [207]. Д. С. Лихачев считал, что он восходит к несохранившейся Рязанской летописи. Его же использовали и при составлении в 1270-х гг. «Повести о разорении Рязани Батыем», вошедшей позднее в комплекс сказаний о чудотворной иконе Николая Зарайского [208]. Кроме того, летописец Даниила Галицкого, использовавшийся в источнике Ипатьевской летописи, сохранил южнорусский извод рассказа о нашествии Батыя на Северо-Восточную Русь (далее — южнорусская повесть) [209]. Ростовская повесть составлена участником событий вскоре после 1238 г. Новгородская — близким наблюдателем произошедшего и также практически синхронно. Только южнорусский вариант повести появился несколько позднее, лишь во второй половине 1240-х гг. При этом во всех случаях повествователь отстоит от событий не более чем на десятилетие и тем самым заставляет относиться к своему изложению с исключительным доверием.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: