Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Центральная часть триптиха, особенно под озером распутств, пестрит разнообразными субститутами мужских и женских гениталий.

Рис. 23. Раковины фруктов моря и форма двустворчатых моллюсков (гребешков, устриц, мидий и т. п.) – устойчивая метафора женских половых органов. В этой сцене мужчина сгорбился и несёт мидию, в которой разместилась пара, увлечённая ласками. Жемчужины же – «семена раковин» – аллегория спермы.

Рис. 24. На гигантской утке под сенью огромного зимородка милуется пара. Женщина написана в тёмных тонах, при этом её черты лица вполне европеоидные. Отчего же она такого цвета? Рука женщины прижата к полному животу, – а это устойчивый жест, обозначающий беременность. Следовательно, Босх изображает похоть во время вынашивания женщиной плода и маркирует грешницу тёмным цветом, указывая на запрет совокупления в этот период.

В поэзии XV–XVI веков у редирейкеров можно найти множество описаний этой ягоды в пылком и похотливом аллегорико-поэтическом контексте. К примеру, в одном из стихотворений (собранных в единый сборник Яном ван Стиевуортом) обманутый любовник жалуется на ненадёжность своей любимой. В третьей строфе он вспоминает время, когда их любовная связь всё ещё была сильной, говоря буквально следующее: я пожертвовал самую красивую ягодку с грозди виноградной на твой алтарь. Алтарь в данном контексте – вагина бесчестной любовницы. «Алтарь Венеры» – устойчивая поэтическая аллегория, эвфемизм, многократно встречающийся в любовном контексте. Виноград – символ пениса. Так Босх прямо визуализировал метафору, – в голове, в помыслах мужчины значима лишь головка фаллоса, которым он по сути и является (рис. 26).

Рис. 25. Слева видим мужчину, ласкающего ноктюрническую сову-дьявола. Посередине пара любовников в прозрачной сфере цветка иллюстрирует пословицу о хрупкости телесных услад. Правее любопытная фигура: перевёрнутый вверх ногами мужчина, его руки сложены в устойчивом молитвенном жесте, но оммаж этот он адресует фаллосу. Босх изображает перевёрнутый вверх тормашками, вывернутый наизнанку и кощунственный мир, где вместо идеального брака царит триумф похоти, а вместо послушания Богу – потокание соблазнам Сатаны.

На правой стороне панели изображена пляшущая пара, увитая плющом с причудливыми цветами, напоминающими фиалки, и плодами, ассоциирующимися с фаллосом. Слева от пляски – лежащая пара: вместо головы у мужчины – синий плод (по мнению исследователя Эрика де Брёйна – виноградинка). Да и вообще многие герои этого триптиха лезут во фрукты и ягоды, будто заворачиваются в их шкурку.

Дело в том, что старонидерландское слово « scille » могло означать и ссору, и драку, и «фруктовую шкуру, кожуру». Босх буквально изобразил поговорку « scille zijn » (быть во фруктовой коже), что в переносном смысле обозначало «быть в бою», а образ борьбы и боя имел эротические коннотации полового акта. Вместе с тем, в старонидерландском языке лексемы «голова» и «виноград» имели общее значение в определённом контексте. Так «голова» ассоциировалась с « glans penis » – головкой полового члена. Если «головка» систематично фигурировала и в медицинских справочниках, и в литературе с эротическими метафорами, то при чём здесь виноград?

Рис. 26.

Иероним демонстрирует чрезвычайно разнообразные проявления услад плоти, блуда и развращенности: гетеро- и гомосексуальность, скотоложество. Весьма примечательна в этом контексте сцена, разыгрывающаяся на переднем плане (в самом низу центральной панели триптиха): селезень-исполин кормит ягодкой нагого мужчину, разместившегося внутри синего и полого, словно выеденное яйцо, плода, из которого торчит рука, ласкающая рыбу. Вне всяких сомнений, рыба в этой сцене – субститут, метафора или символ фаллоса. По положению же торчащей из плода руки можно легко догадаться о позиции скрытого от наших глаз тела, голова которого должна находиться в районе паха мужчины, сладострастно лакомящегося ягодой из клюва селезня. А дополняет этот гомоэротический визуальный ребус весьма красноречивый и считываемый образ: две характерные вишенки, что мужчина держит на уровне своего бедра (рис. 28). Правее и чуть выше – знаменитая сцена с букетом (рис. 29) [29] Bax, D. Beschrijving en poging tot verklaring van het Tuin der Onkuisheiddrieluik van Jeroen Bosch. Amsterdam, 1956. , который с интересом и усердием составляет обнажённый флорист. При этом в качестве вазы для будущего шедевра флористики вполне успешно используется чей-то анус. Теперь уже совсем нетрудно догадаться, что за непристойная забава так увлекает персонажей сей мизансцены.

Босх разнообразно демонстрирует «грех против природы» (лат. Peccatum Contra naturam ): гомосексуальную и прочие девиантные связи – с точки зрения христианина, особенно средневекового образца.

Рис 27 а, б, в. Бесчисленные порхающие, летающие, ласкаемые мужчинами и женщинами птицы, – воплотившаяся в зримых образах языковая игра. Слово «voghelen», обозначавшее на старонидерландском птицу, также употреблялось для описания соития (rem veneream exercere – осуществление сексуального акта). То есть птицы – атрибут смертного греха похоти. Птицы же, вылетающие из заднего прохода, – весьма недвусмысленный намёк на гомосексуальный блуд, осуждаемый Босхом, часто изображаются в сценах ада (глава 6, рис. 45).

Рис. 27 г. Птицы также напоминают геральдические знаки дворянских домов и рыцарей. Мужчина несёт белого аиста будто герб на флаге. Вероятно, Босх хотел создать в уме зрителя подобную аналогию.

Ненасытное потребление плодов земляничного дерева (лат. Arbutus unedo , исп. el madroño – земляничное дерево; медведь – геральдический символ Мадрида, большой любитель земляники, между прочим изображён лезущим по дереву на «райской» створке триптиха), иносказательно изображающее буйство плоти и похоти, в XVI веке дало триптиху устойчивое название « Madroño », а хорошо известным нынче «Садом земных наслаждений» он стал только в XIX столетии [30] Vandenbroeck, P. The Spanish ‘inventarios reales’ and Hieronymus Bosch. Rotterdam, 2001 p. 52. Unverfehrt, G. Wein statt Wasser. Essen und Trinken bei Jheronymus Bosch. Göttingen, 2003, рp. 19–25. .