Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Примечательно, что в Божественном Откровении никаких сведений об аде нет. Всё созданное Богом – «хорошо весьма» (Быт. 1:31). Ад же, несущий негативное начало, не присутствовал в Божественном замысле. И хотя в Средневековье считывали отделение тьмы от света как индикатор творения добра и зла, Бог ада не создавал. Его породила свободная воля, коей наделены все творения Господни. Разумное существо вольно решать: любить Бога или нет, следовать заповедям или нет. И, отказавшись от блага, ставит самоё себя в условия аномального существования: жизнь, дарованная Богом, продолжается, но в безжизненном пространстве, такое существование становится существованием-в-смерти, или вечным умиранием. Свободная воля порождает ад в душе человека.

Ориентацию христианских толкований на аллегорию и символизм, переводящий всё внешнее во внутренне пространство, мы обнаруживаем и в идее душевных мук: ад локализовался в душе. Евагрий определяет ад как незнание разума, наступающее вследствие лишения возможности созерцать Бога.

Мильтон отождествляет ад с душой Сатаны: «…Ад вокруг него и Ад внутри. Злодею не уйти от ада, как нельзя с самим собой расстаться » (Джон Мильтон, «Потерянный рай»).

«У ада нет ни места, ни пределов: где мы – там ад, где ад – там быть нам должно», – подытоживает Кристофер Марло в «Трагической истории доктора Фауста». Вероятно, все грани и оттенки смыслов ада присутствуют в образных и живописных рассуждениях Босха, особенно в изображённых им тесных башнях и крепостях, в которые души заточают сами себя (рис. 55–56).

В конечном итоге босхианский ад – это не только отголосок апокалиптических настроений, предчувствие конца Средневековья, образ актуальных для современников художника войн. Ад Иеронима подобен притче, а притча всегда повествует о внутреннем, этическом ландшафте человеческих мыслей и поступков. Эсхатологический код Иеронима Босха можно прочитать не как прямое свидетельство об ожидании «реального» ада после Конца света, но как размышление о природе греха, сущности зла, неотвратимости смерти и христианского воздаяния. Такие триптихи, как «Воз сена» и «Сад земных наслаждений», «Пилигримаж по земной жизни» через свой аллегорический визуальный язык ставят перед зрителем проблему выбора, имеющего определённые последствия – не обязательно за чертой смерти или Страшного суда.

Иероним Босх обращался к культурному наследию своей эпохи: фольклору, литературе и христианской мысли, отразившейся во всём европейском искусстве и давшей темы и сюжеты его картинам. Размышления о посмертной судьбе человека, Судном дне и Апокалипсисе – важнейшая часть Средневековой культуры. О жизни в миру Иероним сообщает, что она опасна и полна греха, Град Божий противопоставлен Граду Земному. В наборе художественных интересов Иеронима всё чаще появляются сюжеты, связанные с сатаной, Люцифером, демонами, адом и т. п. Эти сюжеты и формируют босхианскую концепцию Апокалипсиса и Страшного суда. Человек же во всей этой эсхатологической истории оказывается ближе к последним, нежели к Богу. Его лицо отвёрнуто от святого лика, его тело пронизано страстями тлена. В различных и очень многих деталях ранних картин Босха апокалиптические образы настойчиво и неумолимо пронизывают существование дольнего мира и человека.

Апокалиптическая образная система столетиями укоренялась не только в регионе, где жил художник, но и в христианской средневековой культуре вообще. Об инфернальном и аде в различных его проявлениях уже с давних пор сообщали порталы романских и готических соборов, их скульптура, капители, декор, фреска. Демоническое наполняет собою народные предания, взирает на человека с маргиналий на страницах рукописей, искушает его. Помимо сформировавшихся визуальных образов Страшного суда, ставших общим местом в культуре того времени, визионерство Иеронима Босха берёт своё начало не только в народных представлениях, преданиях и поверьях, но и в христианской теологии, сформулированной в лоне Церкви.

Снискавшие ада мучаются наказаниями за любимый прижизненный грех. Босх даже подписал эти грехи готическим шрифтом рядом с каждой сценой. Структура ада обычно определялась числом семь (по количеству грехов). И в каждом из семи отделов ада, как в государственном ведомстве, черти заведовали соответствующими пытками и наказаниями. Иногда ад представлялся девятичастной структурой (как у Данте) в форме воронки, сужающейся к центру Земли. Тогда грешники помещались в опоясывающие воронку круги, в каждом из которых их карали в соответствии с заслугами.

В апокрифическом тексте «Видение апостола Павла» достаточно ярко описываются и перечисляются типы наказаний в аду: муки и мучения были продуманы и соответствовали земному образу жизни. У Босха однозначно видна корреляция между прижизненными слабостями, грехами и пороками человека, и его посмертным существованием. Особенно ярко у Иеронима расцветают картины преступлений, проступков и наказаний в перманентном аду «Страшного суда» (рис. 12).

Рис. 7. Ад – фрагмент из «Семи смертных грехов» – это одна из Четырёх важнейших вещей. Босх подписывает грехи рядом с их жертвами. Сладострастников на красном одре мучают черти, преследует крокодилоподобный змей. На причинном месте – жаба, мужчину кусает удод, чёрт демонстрирует грешникам-горделивцам зеркало. Жадину варят в котле. Гневливца мучает чёрт, пронзая мечом. Унылого перековывают на наковальне. Обжору пичкают едой в шатре. А группу завистников раздирают собаки. Все эти сцены в похожей или утрированной форме встретим на триптихе «Страшный суд».

Апостол Павел, ведомый ангелом, сообщает своему читателю или слушателю о скорбных чертогах ада. В горячей реке огня он видит страдания мужчин и женщин, погружённых в неё по колено (за то, что, выйдя из церкви, впадали в спор и праздную болтовню); некоторые – в пламенеющих водах по пупок (за то, что причащались телом и кровью Христа, а затем предавались блуду); кто-то – до губ (за хулу друг друга); а иные – в реке по самые брови (кто клеветал на ближнего). Павел узрел огненную реку и увидел там человека, мучимого злыми падшими ангелами Тартара ( Tartaruchian ), имевшими в руках железный утюг с тремя крючками (иногда железные прутья с крючками), которым они пронзали живот старика-грешника, за то, что тот, будучи пресвитером, не выполнял своего служения, а предавался еде, питию и блуду. Другого – злые ангелы толкнули с разбегу в огонь до колен и били его камнями, раня лицо, за то, что тот был епископом и не выполнял служения. Дьякона, съевшего церковные приношения и совершившего блуд, погрузили в огненную реку до колен, а руки растянули так, что те кровоточили, черви исходили из его рта и ноздрей. Посреди реки было множество ям, наполненных мужчинами и женщинами, их пожирали черви, за то, что те при жизни взыскивали проценты с одолженных сумм. За сквернословие же мужчины и женщины сами отгрызали себе языки. По самые губы были погружены в огонь маги, подстрекавшие к злому колдовству. В яме огня охали и причитали мужчины и женщины с чёрными лицами – блудники и прелюбодеи, грешившие, имея собственных жён и мужей. Были там юные девы в чёрной одежде, и четыре страшных ангела, положив им на шеи горящие цепи, уводили их в темноту: это женщины, втайне от родителей осквернившие свою девственность. Вредившие бедным и сиротам пожирались червями и были погружены во льды и снега. Палимые огненной рекой изменники подвешивались за брови и волосы. В яме, полной смолы и серы, сгорали до костей предавшиеся греху Содома и Гоморры. Видел Павел, как мужчин и женщин звери рвали на куски. Однако пуще прочих, заточённые в зловонном колодце, страдали в кромешном одиночестве и боли те, кто не поверил в пришествие Христа, непорочность Девы Марии и евхаристию. Мужчины и женщины, говорившие, что Христос не воскрес во плоти, были терзаемы двуглавыми червями [71] Vision of Paul // Ante-Nicene Fathers, Vol. 9. NY., 1896, рp.159–162. .