Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

В аду Иеронима Босха обнаруживаются истязания грешников подобные тем, что возможно прочесть в визионерских и апокрифических текстах Средневековья: человек не совершает единичного проступка, он обременён всеми смертными грехами и за них несёт наказание. Вряд ли Иероним углублённо изучал комплекс апокрифической, демонологической и т. п. литературы, но он жил в мире, пропитанном образностью, духом, культурой, сотканной, в том числе, из видений и эсхатологических интуиций, оказывавших влияние на художника.

Триптих, созданный Босхом на тему Судного дня, является квинтэссенцией представлений, историй, баек и россказней об аде. Однако, помимо некоторого обобщающего визуального высказывания, в нём также можно обнаружить и Иеронимову концепцию тотального эсхатологического ада.

Повествование триптиха развивается совершенно нетрадиционным образом. Левая створка, повествующая о грехопадении, сверху изображает Бога-Отца и падение восставших ангелов, которые в виде уродливых насекомых низвергаются вниз. Далее взгляд перемещается на первый план, к моменту творения Богом Евы; на среднем – древо познания добра и зла, искушение. Причём змей, дающий яблоко Еве, представлен в антропоморфном женском виде с чертами лица, похожими на саму Еву. Выше мы видим, как архангел Михаил, вознеся свой меч, изгоняет пристыжённую пару. Грех вершится на небе и, будто в зеркальном отражении, – на земле. Зло удваивается: Ева находит в змее своё собственное отражение и, зациклившись на нём подобно Нарциссу, впадает во грех гордыни. Как и Люцифер, воспротивившийся воле Бога, Ева нарушает священные запреты. Присутствие зла уже в раю обозначено дополнительными деталями: совой, символизирующей ночь, и свирепым убийством одного животного другим: лев загрызает лань.

Взгляд переходит на центральную панель, повествующую о самом процессе Страшного суда: « Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую » (Мф. 24:31–33).

Иконография босхианского Страшного суда отличается от канонической, детально изображающей сам акт суда, где в центре предстаёт Христос-судья, рядом с ним Богоматерь и Иоанн, просящие за род человеческий, подле них – старцы, архангел Михаил стоит с весами и воздаёт людям по заслугам их: либо путь в рай (ему обычно посвящается левая створка со стороны зрителя), либо в ад, где грешные души переживают вечные муки. Такой Страшный суд изображён на триптихе Ганса Мемлинга (рис. 13).

Так или иначе, традиционно изображаемое центральное Судное действо состоит в сортировке людей на пригодных и непригодных, на благих и дурных, на тех, кто достоин райских кущ, и тех, кто обречён гореть в аду. У Босха же совершенно иная комбинация: нет как такового судебного процесса, зло имманентно всем частям триптиха – и раю в том числе, а в центральной части лишь разворачиваются сцены повседневного апокалиптического хаоса. Земля уже погружена в состояние ада, зла и бедствий, войско дьявола мучает каждого человека сообразно совершённому греху. Нет у Босха ни архангела Михаила, ни намёка на будущее избавление. Неизбежным итогом становится ад на правой створке: инфицированный проказой греха мир сгинет в геенне огненной. Триптих Босха – не старое доброе Судилище Господа, но притча о зле, возникшем с появлением мира. Сквозь столетия с умножением людей множилась скверна, разъедающая тварный мир и вовлекающая его в адский пламень. Суд неизбежен так же, как неизбежен и ад. На триптихах Босха мы не увидим пространства, куда уходят добрые христиане. Рай навеки утрачен, нет рая как Нового Иерусалима, – есть только самоуничтожающийся мир, полный зла, порока и пагубы. Ад тотален.

Рис. 12 а. Триптих «Страшный суд». Иероним Босх, ок. 1500–1505 гг.

Рис. 12 б. Триптих «Страшный суд» из Брюгге. По поводу его авторства ведутся споры: исследователи из Прадо приписывают его Босху, такого же мнения и группа реставраторов (BRCP), Стефан Фишер и каталог «Tashen», как и многие другие исследователи считают, что картина принадлежит мастерской Иеронима или даже эпигону. Очевидна отличая от Босха иконография многих персонажей триптиха, иной стиль письма и сконструированность картины из знаковых образов других триптихов мастера. Датировка триптиха зависти от точки зрения исследователей и простирается от 1505 до 1515 гг. Groeningemuseum, Bruges.

Рис. 12 в. Закрытые створки триптиха «Страшный суд» из Брюгге.

Рис. 12 г. Аларт дю Хамель, гравюра, сделанная между 1478–1509 гг., по мотивам «Страшного суда» Босха. Rijksprentenkabinet, Amsterdam.

Зрителю триптиха падшие души явлены во плоти, их страдания и муки визуализированы в телесных истязаниях и пытках. В аду означенные телами души вылавливаются, как рыба; на них охотятся с арбалетами и луками, как на дичь; их забивают, как скот; крутят на колесе; жарят, варят, парят, пекут, приготовляют в качестве деликатеса для хозяина сего мрачного пиршества, главного едока, великого пожирателя – Люцифера, сатаны, дьявола. В этом кулинарном процессе адской кухни черти орудуют разными инструментами и среди прочих уже виденным нами длинным крюком « crauwel ».

Рис 13 а. Страшный суд. Ганс Мемлинг. Muzeum Narodowy w Gdańsku.

Рис 13 б. У Стефана Лохнера, главного художника Кёльна 1430-х гг., в Страшном суде сам Христос является центральной фигурой. По левую сторону – рай представлен готическим собором с его характерными архитектурными чертами. По правую – ад, снедаемый пламенем, со страдающими в нём за совершённое при жизни грешниками, лжегородом и вавилонской блудницей. Стефан Лохнер. Страшный суд. Wallraf-Richartz-Museum, Köln.

Босх изображает ничтожно малое количество спасшихся праведников – и вправду можно усомниться в грандиозности рая, скорее пустынного и малонаселённого пространства. День гнева Господня переполнен бесчестными грешниками, повсюду царит апокалиптический раздрай: землетрясение спровоцировало жизнь вулканов, разверзшийся мир обратился в ад с фонтанирующей лавой, восторжествовала тьма – светила погасли, только адский пламень озаряет пейзаж разрушения. Складывается впечатление, что грех плоти (разврат, чревоугодие), ненависти (война, убийство) и ложь церковников (индульгенция, леность, эксплуатация религии в корыстных целях, лжеучёность) много больше интересуют Босха, чем праведники, а потому занимают почти всё пространство его триптиха.