Реза Аслан - Бог. История человечества

Библейский Яхве – это кровожадный «муж брани» (Исх. 15:3; Ис. 63:3) – ревностное божество, которое с ликованием призывает истреблять всех, кто недостаточно его почитает (Исх. 22:20). Это Бог, по распоряжению которого сорок два ребенка были растерзаны медведицами лишь за то, что дразнили одного из пророков, потому что тот был плешивым (4-я Цар. 2:23–24). Как единый и единственный Бог во Вселенной может быть таким мелочным и ограниченным, таким ревнивым и алчным? Более того, что общего у этого Бога с Богом, явленным Иисусом, – с Богом любви и всепрощения, мира и милосердия?

Маркион принимал идею божественного происхождения Иисуса; он полностью соглашался с мнением Иоанна о том, что Логос – это Бог. Когда он говорил о «Боге, явленном Иисусом», он имел в виду, что Бог явился в образе Иисуса. В то же время Маркион признавал Яхве, Бога еврейской Библии, создателем мира. Судя по всему, Книгу Бытия он воспринимал буквально, но из-за этого Иисус и Яхве казались ему еще более непохожими. Что же за Бог, недоумевал он, создал такой никудышный мир – мир алчбы и разрушения, вражды и ненависти? Разве не говорил Иисус: «По плодам их узнаете их» (Матф. 7:16)? Если это правда, то плоды этого Бога были гнилыми до сердцевины [9].

Единственный ответ, который нашел Маркион, состоял в том, что богов должно быть два: жестокий создатель – Бог еврейской Библии, известный как Яхве, Бог Израиля, и любящий, милосердный Бог, который всегда существовал как Логос, но впервые был явлен миру в образе Иисуса Христа.

Маркион был вовсе не единственным представителем первых христиан, пришедшим к этому выводу. Многие грекоговорящие христиане, которых мы теперь называем гностиками (от греческого слова gnosis – знание), тоже проводили разницу между Богом еврейской Библии и Богом Иисусом, хотя, в отличие от Маркиона, большинство гностиков как раз отказывались признавать в Яхве творца мира. Они считали, что творение было делом рук менее значимого бога – так называемого Демиурга, уродливого и несовершенного божества, которое наивно считало себя единственным богом во Вселенной.

«И нечестив он в своей надменности, – пишет гностик, автор «Тайного Евангелия от Иоанна». – Ибо сказал он: “Я есмь Бог и нет другого Бога кроме меня”, ибо не знал он своей силы и места, откуда сам он появился» [10].

Это Демиург обратил в пепел города Содом и Гоморру; Демиург убил большую часть человечества катастрофическим потопом; Демиург изгнал Адама и Еву из Эдемского сада.

«Какой же он, этот Бог? – взывал гностик, автор «Свидетельства истины». – Во-первых, он позавидовал Адаму и не захотел, чтобы он съел с древа познания, и, во‐вторых, он сказал: “Адам, где ты?”… Он показал себя злым завистником» [11].

Отдавая создание Вселенной в руки менее значительного божества, будь то Яхве или Демиург, Маркион и гностики не просто пытались объяснить противоречие между фигурой безгрешного и беспорочного Создателя и грешным и порочным миром, но и пытались освободить Иисуса от груза тех отвратительных деяний, которые приписывает Яхве еврейская Библия.

Но было и еще кое-что. Утверждая наличие двух богов, эти христиане пытались освободить христианство от иудейских корней, объявив его совершенно новой религией с новыми откровениями и новым Богом [12].

В 139 году Маркион оставил родительский дом на Балтийском море и отправился в Рим, чтобы поделиться своими идеями с самой крупной и влиятельной христианской общиной того времени. Начал он с Римской церкви, пожертвовав ей огромную сумму 200 000 сестерциев – эквивалент миллионов долларов в современной валюте. Это пожертвование дало возможность Маркиону остаться в городе как почетному гостю Церкви.

Именно в Риме Маркион начал излагать свое учение в двух рукописях, в одной из которых нашли отражение его теологические взгляды (она затерялась в истории, но частично ее содержание известно по работам опровергавших Маркиона отцов Церкви), а вторая содержала первую попытку сведения вместе книг Нового Завета. Канон Маркиона состоял из отредактированной версии Евангелия от Луки и десяти посланий апостола Павла, представления которого о Христе как о космическом вневременном существе прекрасно соответствовали взглядам Маркиона.

После пяти лет тщательной работы Маркион собрал глав Римской церкви и поведал им о своей теологии двух богов. Он начал с того, что Иисус был воплощенным Богом: эту позицию разделяли многие из собравшихся, хотя и не все. Затем Маркион заявил, что Иисус – не тот Бог, которого все они знали как Яхве, а совершенно иной, доселе неведомый Бог, только теперь явившийся человечеству. Целью сошествия Христа на землю, объяснял Маркион, как раз и было освобождение человечества от злобного Создателя – библейского Бога. А следовательно, христианство – религия, основанная во имя Христа, – должно отринуть все связи с иудаизмом, из которого возникло. Еврейские священные писания устарели; необходима новая Библия. Кстати, по счастью, ее он и принес с собой [13].

Отцам Церкви это не понравилось: они вернули все, что осталось от значительного вклада Маркиона, и безотлагательно выслали его из Рима. Маркион, однако, не утратил присутствия духа. Он вернулся домой и стал успешно проповедовать по всей Малой Азии, где нашел благодарную аудиторию, воспринявшую его доктрину о двух богах. Дитеистическая церковь, основанная Маркионом, оказалась одной из крупнейших христианских церквей. Она процветала на обширной части территории современных Турции и Сирии вплоть до V века.

Апостол Иоанн и Маркион Синопский (лицо последнего намеренно изуродовано) на изображении из итальянского евангельского кодекса, написанного на древнегреческом (MS M.748, fol. 150v, XI в.)

© The Morgan Library & Museum / Janny Chiu / Art Resource, NY

Возникает логичный вопрос, почему же старейшины Церкви в Риме так непреклонно отстаивали еврейский монотеизм. Даже на самых ранних этапах своей истории христианство мало походило на иудаизм. Оно декларировало совершенно новую веру, демонизировало евреев как убийц Христа, священные тексты составлялись на древнегреческом, а не на древнееврейском, а божественная сущность Иисуса противоречила самому иудейскому определению Бога как единого и неделимого существа.

На самом деле желание ранних христиан сохранить верность еврейской вере в единого Бога, вероятно, имело не меньше политических причин, чем теологических. Поскольку в то время, как Маркион и гностики спорили с представителями христианской Церкви о природе Бога, они спорили и о природе власти. По словам видного религиоведа Элейн Пейджелс, настаивая на вере в единого Бога, ранняя Церковь подтверждала тем самым легитимность своего управления одним епископом, а именно епископом Рима.