Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 6

Германия в этот момент жестоко страдала под игом поработившей её еврейской власти и вела борьбу на два фронта, казавшуюся столько же безцельной, сколько и безнадежной. С одной стороны, пред нею стояли неимоверно тяжкие обязательства по отношению к своему собственному народу, обездоленному и изнуренному войной, с другой стороны — еще более тяжкие и абсолютно невыполнимые обязательства пред победителями, наложенные на нее Версальским договором. Прибыв в Берлин 8/21 января 1921 года, где я был в последний раз в 1913 году, то есть за восемь лет перед тем, я не узнал города: до того изменилась и внешность и внутренний облик столицы. Улицы были запущены и грязны, чуть ли не на каждом перекрестке сидели безногие и безрукие инвалиды, жертвы ужасной войны, просившие милостыни. Особенно много было слепых; на груди у них висели надписи на дощечках с обозначением их подвигов и с просьбою помочь несчастным. Такого рода картины в Берлине, где до войны не существовало вовсе нищих, где чистота улиц была доведена до комизма, где немцы, повторяя слова императора Вильгельма, называли Берлин самым красивым городом в мipe, — чрезвычайно угнетали немцев, безуспешно боровшихся с роковыми последствиями войны и падавших от изнеможения и усталости, однако же крепко спаянных внутренней дисциплиной и не терявших веры в лучшее будущее.

Кто бы мог подумать, что эти печальные картины отражали собою лишь естественный процесс гниения, за которым последовал процесс возрождения духа нации на новых началах, отвечавших здоровым требованиями немецкой натуры?! Еще труднее было бы предположить, что толчком к такому возрождению явилась та самая Россия, с которою Германия воевала с таким азартом, безсознательно выполняя директивы своего злейшего врага — мирового еврейства.

С внешней стороны положение Германии, раздавленной Версальским договором, связавшим ее абсолютно невыполнимыми обязательствами, казалось совершенно безнадежным, исключавшим даже возможность возрождения в будущем. Этот договор вовсе не был обычным политическим договором, где те или иные обязательства связывались с фактической возможностью их выполнения. Версальский договор просто сковал Германию по рукам и ногам и временно выводил ее из строя на заранее намеченный еврейством срок с тем, чтобы, вновь усилив ее, использовать затем для новых международных комбинаций, о которых будет сказано ниже. В этом отношении участь Германии отличалась от участи России. Последняя осуждена была на умирание и должна была превратиться в пустыню, тогда как Германия обрекалась лишь на временное прозябание, хотя и чрезвычайно болезненное.

Условия, созданные этим договором, превратили каждого немца в вынужденного каторжника, обязанного работать до изнеможения, до потери сознания, и притом работать не для себя и своей семьи или родины, а для своих врагов, с которыми он еще так недавно дрался на поле брани. Широкие массы населения ведь не отдают себе отчета в том, что за спиною врагов на поле брани всегда стоит еврей, который вызывает войну, но сам никогда не воюет, и что каждая война нужна не воюющим сторонам, а еврею, заинтересованному столько же в коммерческих выгодах от войны, сколько и в истреблении ненавистных ему христиан. И немец также ненавидел француза, как француз итальянца, и итальянец серба. Однако же немец не падал духом. Хотя и со скрежетом зубовным, но он продолжал работать в невыразимо тяжких условиях Версальского договора не покладая рук во славу будущей Германии, с верой и надеждою на ее конечную победу над врагами…

Трудно сказать, как бы развернулись дальнейшие события в Германии, если бы в конце 1918 года в Берлин не попал один экземпляр книги Нилуса «Сионские протоколы», которому суждено было изменить характер и направление этих событий. Уже к началу 1919 года «Сионские протоколы» были переведены на немецкий язык, а к моменту моего приезда в Берлин, в январе 1921 года, успели уже выдержать, если не ошибаюсь, шесть изданий, разойдясь в количестве 25 тысяч экземпляров и проникая за границу.

Германия всегда была не только страною глубокой мысли, но и страною дела. В то время когда другие народы на разные лады обсуждали вопрос о подлинности или подложности «Протоколов», сообразуясь с голосом еврейской печати или с суждениями левой русской эмиграции и не считаясь с утверждениями правой, Германия добросовестно изучала «Протоколы» параллельно с содержанием декретов советской власти и, установив их тождество, отнеслась к книге С. А. Нилуса с тем уважением, какого эта последняя заслуживала. Не будет преувеличением сказать, что именно «Протоколы» создали то новое, здоровое движение мысли, какое, опираясь на предшествовавшие гениальные или глубокомысленные и тщательные труды германских теологов Юлиуса Вельгаузена, Карла Будде, Иоганна Мейнгольда, Германа Гункеля, Гуго Грезмана, Ганса Шмидта, Макса Халлера, Пауля Фольца, Буля, Дума и многих других, спасло Германию от еврейского засилья и оздоровило нравственную атмосферу зараженной еврейским ядом великой страны.

Русские, таким образом, оказали, несомненно, крупную услугу немцам в деле пробуждения их национального правосознания, и неудивительно, что на этой почве между ними возникли тесное единение и дружная совместная работа. Заслуга же немцев заключалась в том, что они отнеслись к русским не как к «беженцам», требовавшим материальной помощи, а как к подлинным культуртрегерам и воспринимали их рассказы о зверствах большевизма и завоеваниях еврейства в России, как угрозу их собственному бытию, как великую мировую опасность, грозившую всему христианству, цивилизации и культуре.

Немцы поняли, что у них нет выбора, что нужно или погибать под тяжестью Версальского договора, или со смелостью отчаяния вступить в единоборство с виновником их страданий, международным еврейством, что никакие компромиссы невозможны и что такую борьбу нужно начать немедленно.

И на трагическом фоне всеобщей придавленности и нищеты, сквозь толщу неописуемых страданий и подневольного труда, не знавшего отдыха, стали мало-помалу вырисовываться признаки грядущего возрождения, обновляющего самый дух великой нации, как в фокусе сосредоточенные в маленьком, незаметном книжном магазине на Mauerstrasse, 15. Этот скромный магазинчик, вначале известный только немногим, затерявшийся в одном из многочисленных переулков Берлина, являлся, однако же, штаб-квартирой того грандиозного народного движения, какое 10 лет спустя вынесло на поверхность жизни Адольфа Хитлера, смело еврейскую власть в Германии и создало новую эру не только в ее государственной жизни, но и в национальном сознании немецкого народа.