Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 6

У „Aufbau“ есть и другая цель: доказать необходимость очищения путей для сознания того, что в будущем национальная Германия и национальная Россия должны идти по одному пути и поэтому необходимо, чтобы национальные круги обеих этих стран и теперь уже сближались. Но и этого мало! Не только национальные круги этих обеих стран должны совместно работать против общей опасности, но и такие же круги в других странах обязаны убедиться, что не националист одной страны является врагом националиста в другой стране, но что у них есть один общий враг и это — Интернационал! Сознание это, увы! придет не так скоро. Слишком уже, стараниями ловкой иудейской пропаганды, стравлены народы друг против друга, слишком сильно вбито в сознание враждебное противопоставление национальных принципов в разных государствах. Интернационал поработал в этом направлении по испытанному рецепту. Происходит так, словно два соседа спорят из-за узкой полосы земли, а третий хозяйничает в их домах и пользуется собственностью обоих. Достигает он этого тем, что постоянно поддерживает и разжигает уверенность обоих спорящих в том, что сосед является его смертельным врагом, что все старания должны быть направлены на уничтожение этого соседа, а не на то, чтобы изгнать настоящего врага, давно уже сидящего в их домах. Безумцы уничтожают друг друга, а смеющийся захватчик потирает руки. Именно то же происходит с национальными идеями и интернационализмом». (Еженедельник Высшего монархического совета. 12/25 ноября 1923 г. № 109. С. 8.)

Мои берлинские друзья считали необходимым мое знакомство с М. Шейбнер-Рихтером и его сподвижниками, и когда 3/16 января 1922 года я прибыл в Мюнхен, то М. Шейбнер-Рихтер первый встретил меня и ввел в курс своей гигантской работы, поразив меня своими достижениями. До победы над еврейством тогда было еще далеко, но в том, что она будет одержана, — не было ни малейших сомнений. Об этом свидетельствовали не только реальные достижения, какие выражались в отсутствии разногласия во взглядах на еврейский вопрос, но и то яркое и отчетливое сознание христианской правды, какое связывало всех работников в страстном и единодушном стремлении защищать ее от еврейской лжи.

Кажется, фельдмаршал Людендорф занимал тогда, хотя и негласно, чуть ли не центральное место в этой борьбе с еврейством и тайно руководил ею, ибо был вынужден даже вести конспиративный образ жизни и скрываться от следивших за каждым его шагом еврейских агентов. Он жил тогда в окрестностях Мюнхена, и М. Ф. Шейбнер-Рихтер настаивал на моем знакомстве с ним. На другой день вечером мы отправились к фельдмаршалу.

Не скажу, чтобы я предвкушал радость свидания с человеком, сыгравшим такую роковую роль в минувшую войну, пославшим в Россию запломбированный вагон с большевиками и давшим им огромные суммы денег на устройство революции, с человеком, который, сам того не сознавая, являлся слепым орудием международного еврейства, выполнявшим директивы последнего. И много горьких истин высказал я Людендорфу, указав в заключение на пословицу «Кто роет другому яму, тот сам упадет в нее»…

«Увы, это так, — ответил Людендофр, — но лучше прозреть поздно, чем никогда… Неужели вы думаете, — обратился он ко мне оживленно, — что Германия, пропуская чрез свою территорию запломбированный вагон с большевиками, искренно желала гибели России или захвата Украины?! Она желала только мира, того мира, какого Россия не хотела давать, считая себя связанной обязательствами с союзниками… А этот мир был нужен нам до зарезу… Германия была истощена и не могла продолжать войны. Мы три раза обращались к вам с мирными предложениями, мы соглашались на самые тяжкие условия, ибо сознавали, что вопрос шел уже не о выгодах или потерях, а о жизни или смерти германской нации, но ваш Царь и слышать не хотел о мире… Тогда мы очутились в положении, когда уже нельзя было ни рассуждать, ни разбираться в средствах самозащиты… Я нисколько не скрываю, что, устраивая у вас революцию, мы действовали сознательно и сочувствовали ей, но я повторяю, что революция была нам нужна только на срок 2–3 недель, в течение которого мы получили бы возможность заключить мир и прекратить войну. А добившись мира, мы имели в виду немедленно же ликвидировать революцию, выгнать большевиков и навести порядок. Мы и приступили к этой задаче, и вы, верно, помните, в каком паническом страхе пускались большевики в бегство, встречаясь с нашими карательными отрядами на Украине… Не наша вина, что задача не удалась. В этом повинны Франция и Англия, выгнавшие наши войска из пределов России и оставившие вашу родину на растерзание большевикам… В тот момент мы еще не знали, что Франция и Англия преследовали обратные цели и были заинтересованы не только в поддержании большевизма в России, но и в насаждении его в Германии. И в том, что мы этого не знали, и заключалась наша величайшая ошибка. Но теперь мы прозрели и знаем, кто прячется за большевизмом и скрывается в недрах всякого рода революций…

А если не знали этого раньше, то виноваты в этом отчасти вы, русские, державшие свыше 10 лет в своих руках „Сионские протоколы“ и ничего не сделавшие для того, чтобы распространить их по всему свету. Скажу вам даже более, что если бы Германия была раньше знакома с „Сионскими протоколами“, то никакая война с Россией была бы невозможна… Было бы слишком безсмысленно содействовать такою войною осуществлению еврейских программ, и я хочу верить и надеяться, что впредь ни Россия, ни Германия не повторят роковой ошибки. „Сионские протоколы“ не только раскрыли нам глаза на преступные замыслы мирового еврейства, но и наметили точно и определенно характер предстоящих нам государственных задач, и мы идем к ним твердо и неуклонно».

Не ручаюсь за буквальную точность передачи беседы, но таков был общий смысл ее.

Те же мысли мы находим и в «Интервью с Людендорфом», напечатанном лет десять тому назад в одной из русских газет, издававшихся в Америке. У меня случайно сохранилась газетная вырезка без означения ее даты и даже названия газеты, заслуживающая быть увековеченной в нашей памяти. Вот эта вырезка.

Наш сотрудник имел беседу с генералом Людендорфом, проживающим близ Мюнхена и сделавшим следующие заявления.

— Вы спрашиваете моего мнения о положении дел в России и о большевиках.

Я не люблю разговаривать с журналистами. Каждое мое слово перевирают и коверкают. Меня ругают все, а если я еще и открыто выступлю за немедленную борьбу против большевиков, то меня совсем съедят.

— Тем не менее позвольте, пожалуйста, — сказал я, — задать вам вопрос: считаете ли вы возможным возстановление общего мира в Европе без разрешения русского вопроса?