Алексей Бокщанин - Императорский Китай в начале XV века

В реляциях двора в сентябре и октябре 1402 г. по поводу восстаний в Цзянси социальный протест населения также оправдывается вполне конкретными причинами: утяжелением налогового бремени во время войны «Цзиннань» [23, цз. 11, 183–184, цз. 12 (I), 209]. Одна из реляций, в частности, гласила: «На протяжении нескольких лет народ страдал от дополнительных военных налогов, нищал и угнетался чрезмерными поборами [по каждому] малейшему [поводу]» [23, цз. 12 (I), 209].

Однако понимая причины, толкавшие народ к восстаниям, императорская власть была не в состоянии устранить их. Для этого потребовалось бы изменить всю систему феодальной эксплуатации. Поэтому правительство стремилось переложить вину за тяготы населения на местные власти, изобразить причины возмущений в виде отдельных, как мы бы сказали, перегибов местных властей и богачей. Само существование установленной структуры управления и наличие «сильных домов» отнюдь не ставилось под сомнение. Суть проблемы виделась правительству в том, чтобы сделать отношения между народом и местными властями и богачами «правильными». Отсюда во многих документах, касающихся народных движений, содержится укор в адрес местных властей за неумение хорошо обращаться с народом, а повстанцам предлагается вернуться к своему хозяйству на прежних условиях и начать жизнь с нуля без какого-либо облегчения их прошлого положения. Все это ослабляло позиции правительства при использовании им метода уговора повстанцев.

В-третьих, используя тактику увещевания, центральная власть ни в коей мере не отказывалась и от применения военной силы для усмирения восстаний. Ч. О. Хакер писал по этому поводу: «Если это было необходимо для сохранения власти правительства, то оно без малейших колебаний прибегало к военной силе» [213, 74–75]. Это положение он высказывает применительно ко всему периоду Мин. В полной мере оно может быть отнесено и к началу XV в. В ноябре 1411 г. чиновник службы проверки Ни Цзюнь обвинил одного из тысячников в том, что тот двинул войска против восставших без запроса разрешения на это из столицы. Император ответил: «Государство взращивает военных начальников, чтобы выкорчевывать лукавцев. Когда в народе появляются разбойники в пределах [контроля] военного гарнизона, тысячники могут повести войска и изловить их, чтобы избавить народ от грабежа и гнета. Тем самым они поистине полностью выполняют свои обязанности. Если же обязательно дожидаться ответа на доклад [двору], а лишь затем посылать войска, то, [послав] малые [силы], потеряем их, [послав] большие, затратим много усилий и это принесет большие беды народу…» [23, цз. 120, 1517]. В результате Ни Цзюнь был смещен с должности «за проявление боязни».

Мысль о том, что народные движения лучше подавить в зачатке, так как это потребует гораздо меньше жертв и усилий, чем впоследствии, развивалась императором перед сановниками Военного ведомства и в январе 1406 г. [23, цз. 50, 746–747]. Естественно, что при описанном подходе к применению военной силы против восставших подавление весьма часто предпринималось без предварительного увещевания. Использовали войска и в случае неудачи уговоров повстанцев сдаться и разойтись. В этом случае правительство настаивало на самых решительных действиях. Инструкция командующему войсками, действовавшими против повстанцев в Цзянси в марте 1404 г., например, гласила: «Ты можешь отобрать 3 тыс. отборных солдат и нанести прямой удар по разбойничьему логову, чтобы захватить и уничтожить находящихся там. Нельзя проявлять мягкосердечия, чтобы остальной народ боялся» [23, цз. 28, 503].

В итоге военная сила применялась для подавления большинства восстаний, зафиксированных источниками в первой четверти XV в.

В-четвертых, разворачивая военные действия против внутреннего врага, правительство Чжу Ди стремилось локализовать их лишь местопребыванием повстанцев и не допускать распространения карательных мероприятий на окрестное население. Такого рода опасность существовала в связи с произволом, чинимым солдатами того времени при любых военных действиях. В условиях карательной экспедиции она еще более усиливалась. Примером пристального внимания центральных властей к этому вопросу служит дополнение к цитированной выше инструкции войскам в Цзянси в марте 1404 г. Оно предписывало: «Ныне направлены войска захватить и искоренить [разбойников]. Беспокоюсь, что командиры и солдаты, [пытаясь] разыскать [их] всех, не будут проверять, где истина, а где ложь. [Будут] злоупотребления и несчастья. Настоятельно следует предостеречь [солдат]. Если кто ошибочно нанесет ущерб хоть одной семье доброго и хорошего [люда], а также безрассудно захватит хоть одну жену или наложницу, [хоть] одного ребенка, то таковых приказано рассматривать как разбойников и всех осуждать как серьезных преступников… Должно [издать] строгий и настоятельный предупредительный приказ, запрещающий наносить вред доброму и хорошему [люду]» [23, цз. 28, 503–504].

Другой аналогичный по смыслу указ, направленный в апреле 1420 г. Лю Шэну, посылаемому командовать карателями в Шаньдуне, позволяет судить о типичных для Китая того времени бесчинствах солдат. Указ гласил: «Ныне тебе приказано командовать войсками при искоренении разбойников. [Я] действительно хочу искоренить зло, чтобы доброму и хорошему [народу] было спокойно. Следует строго ограничить солдат приказами, запрещающими вырубать тутовые деревья, разбирать и сжигать дома и жилища, разрывать могильные курганы, убивать и причинять вред одиноким и слабым, грабить имущество и скот, притесняя тем самым простой народ» [23, цз. 223, 2197].

Эта забота о «хорошем и добром» народе отнюдь не была вызвана филантропическими чувствами двора. За ней скрывалось вполне реальное опасение, что вмешательство армии с неизбежным при этом произволом может вместе с тем подлить масло в огонь народного возмущения и вместо подавления привести к расширению масштабов восстания. Этот мотив хорошо прослеживается на примере уже упоминавшегося указа от 27 января 1406 г. для карательной экспедиции в Хэнани. Указ предостерегал: «Прибытие [к месту бунта] правительственных войск непременно [вызовет там новые] тяготы для безвинных [людей]. Все вы в ваших действиях должны прежде всего оберегать народ. Не усугубляйте его трудностей!» [23, цз. 50, 748]. Как отмечали Ян Жун и Цзинь Ю-му в цитированном выше докладе, «применение оружия влечет за собой неизбежное распространение несправедливости на хороших и добрых» [23, цз. 271, 2455]. Правительство Чжу Ди, используя войска против повстанцев, вместе с тем стремилось ограничить до минимума названный нежелательный побочный эффект карательных экспедиций.

В-пятых, после усмирения восстаний правительство Чжу Ди старалось не прибегать к массовым наказаниям. Соблюдались различия между «главарями» и прочими «разбойниками», а также между повстанцами и «примкнувшим» к ним народом. Руководителей движения, как правило, ждала казнь, рядовых повстанцев — легкие наказания либо снисхождение, а «примкнувших» обычно прощали. Требования соблюдать градации в обращении, с усмиренными и схваченными повстанцами содержатся в целом ряде документов. В инструкции для карателей в Цзянси в марте 1404 г. они сформулированы так: «Если схватите разбойников [живьем], должно особенно тщательно расследовать: если они действительно в прошлом творили злодеяния, то отправлять [их] под конвоем в столицу, если же [это] попавший вместе [с ними] мирный люд, то отпускать [его] с миром по домам» [23, цз. 28, 503]. При расправе с участниками восстания в Хэнани в 1406 г. руководствовались указаниями императора: главарей бросали в тюрьму, не наказывали тех, кто «не упорствовал и осознал великий долг», объявляли прощение всем разбежавшимся [23, цз. 50, 755–756]. Наконец, приказ командиру карателей в Чжэцзяне Се Лу в марте 1424 г. гласил: «Злостных главарей разбойников только лишь несколько человек, непременно казни их. Среди остальных примкнувших и последовавших [за ними] следует делать различия» [23, цз. 268, 2428].