Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

Начавшийся новый год (с 1 марта) русские летописцы, после всех ужасов «Батыева пленения», отметили особо, выделив киноварью: «Того лее лета было мирно» [ПСРЛ т. 1, стб. 461], И действительно, уйдя весной 1238 г. «в Половецкую степь», армия Бату занялась оставшимися непокоренными половцами Бачмана, а также подавлением вспыхнувших восстаний в ранее покоренных землях аланов, черкесов, мордвы и кипчаков. Против особо досаждавшего монголам Бачмана были отправлены лучшие силы — тумены Мэнгу и Субэдэя. Их действия против Бачмана были настолько важны, что практически в идентичном виде рассказы о них оказались сохранены у Джувейни, РД и ЮШ. Приведем рассказ Джувейни о Бачмане: «Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему- большею частью служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бучек оба пошли облавой по обоим берегам реки. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать (его). Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества и затем решили вернуться. Вода опять заколыхалась и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал, брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части» [317][49, с. 24].

Другие монгольские отряды также подавляли восстания кипчаков, но только в западной части Дешт-Кипчака (куда они не дошли в 1237 г.) — в бассейне Северного Донца, в пред кавказских степях и даже забирались в Крым. Так, Берке «отправился в поход на кипчаков и взял [в плен] Арджумака, Куран-баса и Капарана, военачальников Беркути», а Мэнгу и Кадан «выступили в поход против черкесов и зимою [318]убили тамошнего государя по имени Тукара» [39, с. 39]. Судя по сообщению РД, кипчаки Бачмана, против которых изначально выступил Мэнгу, были связаны с асами, т. е. аланами [39, с. 38]. Видимо, в ходе уничтожения кипчаков Бачмана тумены Мэнгу плотно занялись и союзными им племенами Северного Кавказа — асами и черкесами. Во всяком случае, в сообщениях ЮШ за 1238–1240 гг. Мэнгу и приближенные к нему нойоны регулярно упоминаются в связи с боями против асов/алан.

Только зимой 1238/39 г. монголы опять побывали в русских землях — тумены Гуюка, Мэнгу, Кадана и Бури в ходе подавления восстания мордвы, под общим командованием Субэдэя (см рассказ РД о вождях поволжских племен Баян и Джику, [39, с. 38]), выдвинулись в Муромскую землю, взяли Муром, разорили земли по Нижней Клязьме вплоть до Нижнего Новгорода: «На зиму Татарове взяша Мордовьскую землю и Муром пожгоша, и по Клязме воеваша, и град святой Богородица Гороховець пожгоша, а сами идоша в станы своя» [ПСРЛ т. 1, стб. 470], при этом какой-то из отрядов монголов прошел и дальше на Волгу и взял «Городец Радиловь на Волзе» [ПСРЛ т. 15, стб. 374]. Тогда же какой-то иной отряд монголов сделал набег на Рязанскую землю: «Приходиша Батыеви Татарове въ Рязань и поплениша ю всю» [ПСРЛ т. 10, с. 115].

Когда Берке и другие царевичи занимались западной частью Половецкой степи, они были должны обеспечить себе правый фланг со стороны южного пограничья Руси и Половецкой земли. Видимо, этим надо объяснить погром Переяславского княжества весной 1239 г. Его столица Переяславль Русский к тому времени более трех веков был южным форпостом Руси. Батый направил туда войска своих братьев, как пишет летописец, для уничтожения пограничных городов «Руской земли»: «Батый же нача посылати на юроды Руския» [ПСРЛ т. 17, стб. 22]. 3 марта 1239 г. один из монгольских отрядов корпуса Берке разгромил Переяславль и перебил его жителей: «взять град Переяславль копьем, изби весь» [ПСРЛ т. 2, стб. 781]. После чего они опять ушли до осени в Дешт-Кипчак и Северный Кавказ, готовя новую кампанию, уже против Черниговского княжества, оставшегося практически нетронутым на предыдущем этапе «Батыева пленения».

Основные силы Мэнгу и Гуюка были заняты на Северном Кавказе: «Гуюк-хан, Менгу-каан, Кадан и Бури направились к городу Минкас и зимой [319], после осады, продолжавшейся один месяц и пятнадцать дней, взяли его» [39, с. 39]. О том же событии рассказывает и ЮШ: «зимой, в одиннадцатой луне [320], войска под командой Мэнгу окружили город алан Ме-це-сы [321]и через 3 месяца захватили его» [55; цз. 2, с. 13], т. е. Минкас у РД — это аланский город, где армия Мэнгу и Гуюка простояла как минимум до начала 1240 г. А Шибан (брат Бату) и Бучек осенью 1239 г. направились в Крым [39, с. 39] и дошли до его южного побережья в декабре — 26 декабря 1239 г. ими был захвачен Сурож (Судак), о чем сохранилась запись очевидца (в одной из древних книг сурожского монастыря сохранилась запись на полях, датированная 26 декабря 1239 г. — «в тот же день пришли татары», ее видел и описал исследователь середины XIX в. [136, с. 156]). Таким образом, для похода на Чернигов оставались только тумены Джучидов — с Бату и Берке во главе. Осенью 1239 г. они появились под Черниговым, подойдя к нему с юго-востока и «обьступиша град в силе тяжце» [ПСРЛ т. 2, стб. 782]. Черниговские князья поступили аналогично суздальским — полки Мстислава Глебовича и некоторых других князей пришли на помощь городу и приняли бой в поле. Результат был знакомым по кампании 1237/38 г.: «побежен бысть Мьстислав, и и [322]множество от вой его избьеным бысть» [там же]. Сам Чернигов подвергся мощному воздействию монгольского осадного арсенала («меташе бо каменем полтора перестрела, а камень можаху 4 мужи сильни поднята» [ПСРЛ т. 17, стб. 22]) и пал 18 октября 1239 г. [34, с. 12], «взяша татарове Чернигов, князи их выехаша въ Угры, а град пожегше и люди избиша, и манастыре пограбиша» [ПСРЛ т. 1, стб. 469]. После падения Чернигова монголы не пошли на север, а занялись грабежом и разорением на востоке, вдоль Десны и Сейма — археологические исследования показали, что Любеч (на севере) был не тронут, зато пограничные с Половецкой степью городки княжества, такие как Путавль, Глухов, Вырь и Рыльск, были разрушены и опустошены [97, с. 114]. Закончив с этим, монгольские тумены вернулись на юг, в Половецкую степь.