Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 2

13. Парамон Подвойский: «Поромана Подвоиского (Подвоискаго)»; «Поромана Подвоскаго»(ЛА), «Парамона Подвойскаго»(Воскр.); «Поромана подвоискаго»(Н4Л); «Поромона (Парамона) Подъвоискаго»(С1Л). По другим источникам не известен. Подвойский — это герольд, глашатай, вестник, а также судебный пристав, чиновник для призыва в суд и исполнения его решений [711].

14. Полюд: «Полюда». По другим источникам не идентифицируется. Имя Полюд встречается в летописи в XII в. [712]Некий именитый боярин Полюд упоминается в летописи в 1216 и 1224 гг. [713]Более это имя источникам не известно [714].

«и много добрыхъ бояръ и иныхъ черныхъ людии бещисла, а иныхъ без вести не бысть»:

15. Тысяцкий Кондрат(1264–1268): «тысячьского Кондрата».

Впервые упоминается в летописи при известии о Раковорской битве [715]. В новгородско-ганзейском договоре, согласованном при Александре Невском в конце 1263 г., а подписанном уже при Ярославе Ярославиче в начале 1264 г., тысяцким назван Жирослав, избранный на это место в 1257 г. [716]В начале 1264 г. Кондрат назван тысяцким в докончании с князем Ярославом Ярославичем [717]. Вероятно, его избрание тысяцким следует датировать зимой 1263/64 г. После его гибели 18 февраля 1268 г. тысяцким стал ставленник князя Ярослава Ярославича Ратибор Клуксович [718]. С тысяцким Кондратом В. Л. Янин связывает примечательный сфрагистический тип: на лицей стороне печати изображалась открытая ладонь — рука (или перчатка). На оборотной было написано «Кондратова печать». Таких булл найдено две. Они входят в группу печатей новгородских тиунов [719]. Геральдические функции такого символа, как ладонь, на Руси не обследовались.

Встречается также булла, на одной стороне которой написано «Кондратова тиун», а на другой ладонь и «Савина п[ечать] » [720]. Ладонь, вероятно, была символом тиунов — новгородских администраторов.

Встречается также булла с надписью «Кондратова печать»и «Селивестрова печать»— на оборотной стороне [721]. В. Л. Янин считал, что она использовалась в период когда Кондрата еще не считали погибшим после Раковорской битвы, а его функции временно выполнял некий Сильвестр. Новые находки булл с изображением ладони изменили мнение исследователя [722].

16. Ратислав Болдыжевич: «Ратислава Болдыжевича (Болдыжевица, Болдыжевичь)»; «Ростислава»(Воскр., без отчества); «Ратислава»(С1Л, без отчества). По другим источникам не известен. Источникам известен в те же годы Роман Болдыжевич: великий князь Ярослав Ярославич вымогал у него деньги «серебро»), о чем обвиняли князя новгородцы летом 1269 г. [723]

17. Данил Мозотинич: «Данила Мозотинича (Мозотиница)»; «Данилу»(ЛА, без отчества); «Данила»(С1Л, Воскр., без отчества). По другим источникам не известен.

В Липицкой битве (1216 г.) — самом кровопролитном сражении между русскими княжествами — «вои паде бещисла», но в летописи упомянуто только 5 погибших новгородцев [724]. При описании Раковорской битвы указано 17 погибших бояр. Верхушка городского патрициата понесла непоправимый урон. Собственно, с этими событиями можно связать в целом смену настроений в новгородской общине. Горожане стали относиться заметно жестче к великокняжеской власти. Больше стало уверенности в собственных силах. Никогда более новгородцы не потерпят великокняжеского диктата в стиле Александра Невского: с войсками и угрозами. Произошла заметная смена поколений. Из прежних, известных в XI — начале XIII века фамилий многие пресеклись. К власти в городе пришли представители ранее не известных родов — более смелые и вольнолюбивые. Начался новый этап в развитии новгородской государственности.

В исследованиях распространено мнение, что после Раковорской баталии, когда новгородцы и суздальцы вернулись домой, псковичи с Довмонтом продолжили свой путь и разграбили Поморье, то есть Вик [725]. Основано такое суждение на данных «Повести о Довмонте», в которой сообщается:

«Паки же по том времени, в лето 6775, великий князь Дмитрий Олександрович з зятем своим з Довмантом, с мужи с новгородцы и со псковичи иде к Ракавору. И бысть сеча велика с погаными немцы на поле чисте, помощию Святые Софеи Премудрости Божии и Святые Троицы немецкие полки побиша. И прошед горы непроходимыя, и иде на Вируяны, и плени землю их и до моря, и повоева Поморие, и паки возвратися, исполни землю свою множеством полона» [726].

Большинство летописцев восприняли известие о походе на Вируяны как независимое предприятие, а потому отметили его отдельно — после Раковорской кампании: так в Н4Л, С1Л, Воскресенской, Никоновской летописях и у В. Н. Татищева [727]. Конструкция эта основана на ошибке. «Вируяны»— это, очевидно, область Вирумаа (Вирония) [728], а «Поморье»— это Западная Вирония, вытянувшаяся вдоль Финского залива. Как указывала новгородская летопись, после пересечения Нарвы русское войско разделилось на 3 части. Часть, возглавляемая Дмитрием Александровичем, углубилась в континент, где обнаружила засевших в пещере эстов. А другая часть — вероятно, включавшая псковские полки, — прошла вдоль моря, в «Поморье».

Расположение этого известия после Раковорского похода могло быть связано с двумя причинами: во-первых, логика такая же, как в ЛРХ, где после сообщения о победе в сражении идет рассказ о вылазке храбрецов князя Дмитрия; во-вторых, это предложение могло быть вырезкой из постороннего летописного источника, не связанного с Новгородом, где поход называли Раковорским. Возможно, речь идет о краткой псковской записи. Примечательно, что в тексте «Повести о Довмонте» редакции П2Л предложения о походе в Поморье просто нет, хотя о Раковоре упоминается:

«Пакы же на другыи год князь Домонт с мужи своими псковичи иде в пособие тестю своему великому князю Димитрию на немець, и бишася на Раковоре и одолешя» [729].

Надо полагать, перед нами два сообщения об одном и том же событии — Раковорском походе ( «на Вируяны»).

Те внешнеполитические цели, которые ставили перед собой новгородцы и великий князь перед началом Раковорского похода, достигнуты не были. В целом это была неудача: огромные потери и минимальные приобретения (ограбление бедной Восточной Виронии). Летописец даже не вдается в рассуждения о причинах прекращения похода:

«Новгородци же стояша на костехъ 3 дни, и приехаша в Новъгородъ, привезоша братию свою избьеныхъ, и положиша посадника Михаила у святой Софьи» [730].

Нового посадника, вероятно, избрали уже в Эстонии, а тысяцкого не стали выбирать, рассчитывая, что объявится Кондрат: