Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

К 1209 г. любое, даже мало-мальски сохранявшееся в Ливонии влияние Полоцка исчезло. Город-княжение превратился в мирного соседа нового немецкого государства, соседа строптивого, но слабохарактерного. То внимание, которое оказывали Полоцку немцы, было теперь в значительной степени связано с его литовскими связями. В 1210 г. епископ Альберт, страдавший от нападений литовцев, куршей, эстов и находившийся из-за этого в затруднительном военно-политическом положении, согласился платить князю Владимиру дань за тех ливов, которых покорил. Позднее, после серии успешных походов и побед в Эстонии, его политика в отношении Полоцка изменилась.

Эсты никогда не находились в какой-либо форме зависимости от полочан, которые и сами не совершали походов в Эстонию, и новгородцам не помогали. Полоцк, таким образом, был для эстов наиболее приемлемым союзником в противостоянии с немцами. Угрозу эстонско-полоцкого альянса и пытался предотвратить Альберт, собиравшийся выплачивать князю Владимиру дань за ливов. Однако уже в 1210 г. немцы заключили мирный договор с эстами, а в 1212 г. продлили его. Обезопасив себя на время, пока найдутся силы для вторжения в Эстонию, Рижский епископ решил проявить в отношении Полоцка большую жесткость. В 1212 г. он встретился с Владимиром Полоцким в Герцике, на территории, где их безопасность обеспечивалась князем Всеволодом. После бурных переговоров, в ходе которых прозвучала и ставшая знаменитой фраза о том, что «русские короли» предпочитают собирать дань с покоренных народов, а не крестить их, уплата ливской дани в Полоцк прекратилась [155]. Владимир, конечно, попытался высказать неудовольствие и проявить характер. В 1215 г. он таки вступил в соглашение с эстами о совместном нападении на Ригу, назначенном на весну 1216 г. Однако во время приготовлений к этому, обещавшему стать грандиозным походу князь Владимир внезапно умер [156]. Коалиция распалась, и поход не состоялся.

После его смерти произошли и важные изменения в руководстве Полоцким государством. О том представителе, который занял вакантный стол, в литературе ведутся и не затухают споры. Согласно одной версии, подкрепляемой белорусско-литовскими летописями, в Полоцке вокняжилась литовская династия, а согласно другому комплексу предположений — представители иной ветви полоцких Рюриковичей [157]. Известно, что в начале 1222 г., когда Полоцк был захвачен смолянами, в нем правили князья с русскими именами Борис и Глеб [158]. Их отчества неизвестны.

Смоленские войска утвердили свой протекторат над полоцкими землями в январе 1222 г. в результате короткого похода [159]. Судьба города оказалась в рамках смоленско-литовских отношений [160]. Судя по всему, за местной династией сохранились лишь мелкие, зависимые от Смоленска (и Литвы) держания внутри полоцкой земли: Минское, Витебское, Друцкое, Изяславское, Городенское и Логожское княжества [161]. В 1229 г. в договоре с Готландом и Ригой Полоцк наряду с Витебском упоминается в качестве области, подчиненной смоленскому князю Мстиславу Давыдовичу [162]. А в 1232 г. Полоцк использует в качестве базы для захвата Смоленска князь Святослав Мстиславич (представитель смоленских Ростиславичей). Конечно, после 1232 г. ни о каком установлении полоцкого верховенства над Смоленском речи не идет. Перед нами свидетельство участия города во внутриволостной междоусобной борьбе, когда он выступает в качестве сторонника одного из претендентов на власть в княжестве. Однако ставка на смоленских Ростиславичей приносит Полоцку лишь временную стабильность. После бурных событий борьбы за Киев середины 30-х гг. XIII в. эта династия фактически лишается своего влияния на Руси.

В Смоленск, судя по всему, в 1238 г. перебирается Владимир Рюрикович, уступивший еще в 1237 г. Киев Ярославу Всеволодовичу, а теперь окончательно вытесненный из южнорусских земель Михаилом Черниговским. Здесь же этот «последний Ростиславич на киевском столе» и умирает в начале 1239 г., о чем сохранилось известие в некоторых поздних летописцах [163]. За его смертью последовало большое литовское вторжение в беззащитные смоленские волости, включавшие пока и Полоцк. В события вынужден был срочно вмешаться великий князь Ярослав Всеволодович, только что сменивший на Владимирском столе своего брата Юрия, погибшего в битве с монголами на р. Сить 4 марта 1238 г.

Весной 1239 г. суздальские полки вступают в Смоленск, откуда изгоняют литовцев, а «смоляны же урядивъ, и посади у нихъ князя Всеволода Мстиславича на столе» [164]. Ярослав решает разделить волость, вернув Полоцк представителям местной династии Брячиславичем Теперь во всех городах региона сидели его ставленники. Более того, его старший сын Александр Новгородский (будущий Невский) в том же 1239 г. женится на представительнице (возможно, последней) полоцкого княжеского рода — дочери Брячеслава, князя Полоцкого. Бракосочетание состоялось в Торопце, а затем празднование продолжилось в Новгороде [165]. Этими действиями владимиро-суздальские Юрьевичи как бы вступали в права покровителей литовского порубежья и декларировали свою антилитовскую внешнеполитическую доктрину, определявшую их западную политику в первой половине 40-х гг. XIII в. Ярослав с сыновьями однозначно продемонстрировал свои претензии на исключительную власть как в смоленских, так и в полоцких землях [166].

В разрозненной и разобщенной Литве именно во второй половине 30-х XIII в. наметилась тенденция к консолидации и концентрации власти в руках одного из князей — Миндовга. Логика событий подсказывала, что вскорости литовские племена от хаотичных набегов перейдут к планомерному завоеванию, почва для которого как в Полоцке, так и в других соседних землях была полностью подготовлена. Уже в первые десятилетия XIII в. литовцы регулярно нападали на новгородские области, доходя до Старой Руссы и оз. Ильмень, пересекая для этого территорию смоленского и полоцкого княжеств совершенно безболезненно — в 1200, 1213, 1217, 1223, 1225, 1229, 1234 гг. [167]Эти государственные образования уже не имели возможности сопротивляться и служить буфером для Новгорода. Для того, чтобы отвести угрозу от собственных границ, нужно было их перейти. Такие планы и намечал Ярослав для новгородцев, у которых оставил править своего сына Александра.

В том, что княжеская свадьба проходила сначала в пограничном со Смоленском Торопце, а затем в стольном Новгороде, можно также увидеть не только стремление продемонстрировать великокняжескую роскошь, но наглядно дать понять соседям о своих планах. Это была прежде всего демонстрация новых внешнеполитических ориентиров владимиро-суздальских Юрьевичей, и направлена она была прежде всего на новгородского зрителя, которого следовало убедить в необходимости вмешательства в смоленско-полоцкие дела для обеспечения собственной безопасности.