Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Русь представлялась лакомым куском для римской курии: осколок восточной Церкви, лишившийся еще в 1204 г. своей столицы — Константинополя, где теперь правили латиняне; раздираемая противоречиями и раздробленная страна, ослабленная после монгольского погрома на Калке в 1223 г. Православие погибло на берегах Босфора, чего же можно ждать от него на берегах Балтики?

Еще в 1222 г. папа писал о необходимости борьбы с распространением православных обрядов в Ливонии: «Во избежание соблазна для неофитов следовать за ними, нужно принуждать этих русских к соблюдению латинского ритуала в тех случаях, когда известно, что они, упорствуя в греческом обряде, поступают вопреки источнику, то есть Римской церкви» (Послание папы Гонория III судьям в Ливонии 8 февраля 1222 г.) [395]. Перед отправкой Вильгельма Моденского в Ливонию папа Гонорий III 16 ноября 1224 г. выпустил послание «всем христианам в Руссии» ( Universis Christi fidelibus per Russiam constitutis …), в котором содержался призыв к совместной борьбе с язычниками, терзающими молодую Ливонскую церковь [396]. Исследователи расходятся во мнении об адресате послания: С. А. Аннинский считал, что речь идет только о ливонских епископах, которые формально (в глазах римской курии) находились на территории Руси, а А. М. Амман допускал, что послание адресовано именно русским, прежде всего новгородцам и псковичам, которых хотели привлечь к совместной борьбе с язычниками-литовцами [397]. Мнение Аммана сейчас находит больше сторонников [398]. В его пользу указывает и дата составление буллы. К концу 1224 г. борьба с русскими в Ливонии и Эстонии уже закончилась, да и язычников в этих областях осталось немного. Логично было переориентировать усилия в южном направлении. Совместная борьба с общим врагом вполне могла привести к улучшению отношений с восточными соседями, а потом, возможно, и переходу их под покровительство Рима. Пронесшиеся по Европе известия о появлении новой, неведомой ранее силы с востока и о разгроме ею объединенных сил русских князей на Калке должно было вселить надежду латинским проповедникам, которые рассчитывали воспользоваться военными затруднениями Руси и подставить ей свое духовное плечо. Все больше факторов, казалось Риму, указывают на склонность русских принять его покровительство. Тональность папских посланий после 1224 г. явно изменилась. Северорусские княжества приняли мир с ливонцами, а в 1225 г. их представители сами прибыли в Ригу на поклон к легату Римского понтифика:

«Когда русские в Новгороде и других городах также услышали, что в Риге находится легат апостольского престола, они отправили к нему своих послов, прося утвердить мир, уже давно заключенный с тевтонами. И выслушав эти просьбы, и укрепив доверие людей своими речами, он всех с радостью отпустил восвояси» [399].

Такое почтение было воспринято как знак, указывающий на заинтересованность новгородцев и псковичей в принятии покровительства Латинской Церкви. Судя по всему, именно такой акцент сделал в своем отчете Вильгельм Моденский. Отчет был составлен во второй половине 1226 года, а 17 января 1227 г. последовала булла папы Гонория, в которой содержалось требование, обращенное ко «всем королям Руси» ( Universis Regibus Russie ), немедленно подтвердить желание «принять легата Римской церкви, чтобы под воздействием его здравых наставлений вы постигли истину католической веры, без которой никто не спасется» [400]. В послании говорится, что просьбу направить к ним римского легата высказали русские послы, встречавшиеся с Вильгельмом Моденским.

Исследователи чаще всего ставят под сомнение реальность призыва латинских священников русскими князьями [401]. Скорее всего, речь идет о неправильной интерпретации некоторых высказываний новгородских и псковских посланников, прибывших в Ригу для подтверждения мира летом 1225 года [402]. Послание свидетельствует об усилившемся в окружении римского понтифика убеждении в скорой победе католичества на Руси. Подготовительными мерами к подобному развитию событий можно объяснить и упоминание русских среди потенциальных объектов крестового похода в послании папы Гонория к немцам города Висбю, написанном в тот же день, что и ко «всем королям Руси» (17 января 1227 г.): «Как нам стало известно, вы, воспламененные заботой о вере христианской, намерены заботливо защищать новообращенных в Ливонии и Эстонии от гонителей, мужественно давая отпор как язычникам, так и русским ( tam paganis quam Rutenis )» [403]. Как известно, послание немцам (тевтонам) Готланда, которых папа принимал под свое покровительство, было связано с поездкой Вильгельма Моденского на остров в конце 1226 года для организации похода против язычников Эзеля. Мы уже отмечали, что легат примечательным образом отобрал у датчан и изъял из-под контроля Риги области — удобные плацдармы для будущих крестовых походов на Эзель (из Приморья) и на новгородских данников Водь, Ижору, Карелию (из Виронии), то есть, собственно, против «язычников» Эзеля и «русских». Еще более примечательно, что не все жители Готланда согласились участвовать в этих предприятиях — только немецкая община Висбю. Местные жители Готланда (готы) и датчане отказались. В самом начале 1227 г. поход на Эзель состоялся, поход за Нарву был отсрочен обстоятельствами.

В 1227 г. ливонцы были заняты покорением Эзеля. 18 марта 1227 г. умер папа Гонорий. Легат Вильгельм Моденский покинул Северную Европу, препоручив Эстонию заботам Рижского епископа и меченосцев. В 1228 г. обострились отношения с куршами и земгалами, что заставило Ригу и Орден сконцентрировать внимание на южных рубежах. Большой поход в Земгалию планировался на 1229 г., но смерть епископа Альберта (ум. 17 января 1229 г.) отсрочила и его. В Ливонии разразилась очередная усобица в борьбе за власть.

Есть все основания полагать, что уверенность Рима в существовании католических симпатий на Руси была не беспочвенной. Как мы уже писали, Псков после 1224 года все более склонялся к уплотнению мирных отношений с Ригой. Западная партия вполне могла базироваться и на родственных контактах князя Владимира Мстиславича, который, судя по некоторым предположениям, правил в Пскове вплоть до своей смерти в 1227 году. Ярко проступает контекст сближения псковичей с латинянами в их конфликте с Новгородом и их князем Ярославом, разразившемся в 1228 году.

В конце 1224 г., возможно, вскоре после падения Юрьева, с новгородского стола тайно ( «нощью, утаивъся») сбежал молодой княжич Всеволод Юрьевич. Он укрылся в Торжке и стал жаловаться отцу, великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, на неких новгородских бояр: Якима Иванковича, Микифора Тудоровича, Иванку Тимощинича, Судилу Савинича, Вячка, Иванца и Рядка. Юрий потребовал их выдачи. Новгородцы после некоторого размышления отказались и начали готовиться к войне. Конфликт едва разрешили путем большого откупа и передачи новгородского стола шурину (брату жены) Юрия Михаилу Всеволодовичу Черниговскому. Суздальцы разграбили окрестности Торжка и ушли [404].