Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Известия о том, что ижорцы еще не все были крещены, порождали миссионерский зуд в Европе. В 1240 г. на их обращение и покорение претендовали шведы, а в 1241 г. уже ливонцы. Если судить по посланию епископа Вик-Эзельского Генриха от 13 апреля 1241 г., то этот иерарх недавно получил от папы в церковную юрисдикцию земли между «Эстонией, уже крещенной» и Русью ( Rutiam ), а именно Водь, Нева, Ижора и Карела ( Watlande, Nouve, Ingria et Carelae ), «которые, как ожидается, примут веру Христову» [762]. В 1255 г. папа предоставил право назначать епископов в земли води, ижоры и карелов архиепископу Рижскому [763].

Все это позволяет заключить, что речь в 1240 г. не должна идти о рядовом грабительском набеге. Малозначимое на первый взгляд и даже не отмеченное в западных источниках шведское вторжение на Неву вполне могло приобрести катастрофическое значение для Новгорода. Подобную ситуацию мы наблюдали на рубеже XII–XIII вв. в низовьях Даугавы, когда беспечность и несвоевременная благожелательность полоцкого князя привела к отторжению крупных территорий, ранее подконтрольных Руси. Энергия Александра Ярославича, также считавшегося претендентом на полоцкий стол, не позволила реализовать «рижский проект» в устье Невы.

Закрепление на Неве позволяло шведам не только претендовать на колонизацию Карелии и Ижоры и контролировать торговое сообщение Новгорода с Западом, но также, а может быть, и прежде всего, создавало барьер в коммуникациях Руси и внутренних областей Финляндии — то есть тавастов (еми), которые, как отмечалось, к 1237 г. изгнали от себя католических проповедников. В этом отношении представляют интерес рассуждения об отправной точке шведского похода в 1240 г. и его руководителе.

В финской историографии благодаря работам Габриеля Рейна ( Gabriel Rein ; 1800–1867) утвердилось мнение, что крестовый поход на Неву организовал и возглавил епископ Томас, первый успешный предстоятель финской церкви, о котором мы уже упоминали в связи с походами еми в 1227–1228 гг. [764]Исследователь основывался на мнении, согласно которому в период правления короля Эрика XI Эрикссона ( Eiríkr Eiríksson ; 1216–1250; король в 1222–1229, 1234–1250 гг.) затяжная внутренняя междоусобица в Швеции не позволяла совершать дальние походы за пределы страны. С другой стороны, молодая колония в Финляндии была крайне заинтересована в расширении своей власти и, особенно, в борьбе с Русью [765]. Кроме того, в русской летописи среди участников упоминаются все финские племена — сумь и емь. В период национального подъема в Финляндии на рубеже XIX–XX вв. гипотеза Рейна получила широкое признание [766]. Вплоть до наших дней в историографии встречается наименование шведского вторжения на Неву в 1240 г. как «поход епископа Томаса». Политическая подоплека этой концепции очевидна — молодое финское государство хотело демонстрировать «вековую борьбу» с русскими соседями, агрессорами и оккупантами [767]. Исторической критики предположения Рейна не выдерживают. При короле Эрике междоусобица бушевала не все правление, а прежде всего в 1229–1234 и 1247–1248 гг. В 1249 г. правитель королевства организовал — и это фиксируется уже зарубежными источниками — крестовый поход на тавастов, то есть далекий поход за пределы Швеции. Сама финская колония была настолько слаба, что епископ Томас вынужден был бежать из нее на Готланд (в Висбю) в 1245 г. «из страха перед карелами и русскими» [768]. Никакой крупной военной операции шведские колонисты в Финляндии организовать не могли: они только писали в метрополию бесконечные жалобы о притеснениях язычников [769]. Сама формулировка русской летописи говорит о том, что во главе большого (!) шведского (!) войска стоял «князь», которого лишь сопровождали епископы, среди которых, конечно, мог быть и епископ Томас [770].

В русской, а затем и западной (прежде всего, шведской) историографии со времен Н. М. Карамзина сложилось почти единое мнение, что князем, упомянутым в летописи в качестве шведского предводителя, был ярл Биргер Магнуссон (ок. 1210–1266), фактический глава шведского государства в середине XIII в. [771]Это имя упоминается лишь в одном письменном источнике — «Рукописании Магнуша, короля Свейского», составленном в 1411–1413 гг. в Новгороде в качестве полемического манифеста и представляющего завещание, якобы написанное шведским королем Магнусом Эриксоном (Magnus Eriksson; 1316–1374; король в 1319–1363 гг., формально до 1371 г.), в котором он предостерегает потомков от нападений на Русь [772].

В русской летописи Магнус упоминается впервые в 1323 г., когда подписал с московским князем Юрием Даниловичем Ореховецкий договор [773]. В 1348 г. король нарушил мир и напал на Новгород, чему предшествовало его требование произвести публичный спор о приоритете католической или православной веры. Шведские войска новгородцы отогнали, а в 1350 г. заключили новый мир [774]. Впоследствии Магнус в результате переворота был лишен трона и посажен в тюрьму. В русских источниках он запомнился нарушением ранее заключенного Ореховецкого договора и организацией неудачного похода 1348 г., а также агрессивной проповедью против православия. Его позднейшая трагическая судьба удачно укладывалась в формат наказания за посягательство на Восточную Церковь [775].

В «Рукописании Магнуша» перечисляются неудачные шведские вторжения против Руси и говорится:

«Первее сего поднялся князь (местерь) Белгерь и вшел в Неву,

И срете его князъ Александръ на Ижере реце, самого прогна, а полки поби» [776].

В списках «Рукописания» князь чаще всего именуется «Белгер» (Бельгер, Белгерь; иногда — Бергер). Только в ЖАН, вошедшем в Академический и Голицинский списки Новгородской 4 летописи, вставлено, очевидно, тоже из «Рукописания», — «Бергель», который и назван «королем части Римская» [777]. Мнение исследователей едино: во все сохранившиеся письменные источники имя Биргера (а по созвучию — речь, со всей очевидностью, идет о нем) привнесено именно из «Рукописания Магнуша» и только в начале XV в. [778]И. П. Шаскольский, ссылаясь на подсказку Д. С. Лихачева, объясняет появление имени Биргера в «Рукописании» довольно простым обстоятельством: собирая сведения о короле Магнусе, опрашивая приезжих шведов, новгородский автор «Рукописания» осведомился и об имени военачальника, совершившего поход на Неву, но самым известным шведским государственным деятелем XIII в., основателем королевской династии и кондотьером, совершившим крестовый поход в Тавастию в 1249 г., был именно Биргер — его и назвали информаторы. Как пишет Шаскольский, «только его имя (из числа малопримечательных имен прочих шведских королей и ярлов XIII в.) могло сохраниться через 150–200 лет в памяти рядового населения» [779]. С этим мнением солидаризовались и позднейшие исследователи [780], отчего в отечественных работах последних десятилетий версия о том, что шведским вторжением в 1240 г. руководил ярл Биргер, признается не имеющей связи с реальностью [781].