Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Умеренные социалисты выступали против форсированной замены рыночных отношений распределительными, что стало впоследствии одной из разрушительных черт социально-экономической политики большевизма. Программа Чхеидзе поддерживала эсеровскую аграрную программу, широкое участие демократических организаций в экономическом регулировании, свободу профсоюзной деятельности, всеобщие выборы представителей центральной власти на местах и органов территориальной власти (самоуправления) 955 . Эта сторона программы давала возможность «перевернуть» иерархию управления, демократизировав его насколько возможно, продолжая продвижение к экономической демократии и самоуправлению.

Коалиционный характер власти также ограничивал возможности авторитаризации. Все это принципиально отличало программу, изложенную Чхеидзе, от последующей практики большевиков.

Стремление к регулированию экономики встречало препятствие, о котором говорил на Государственном совещании министр промышленности и торговли Прокопович: «Конечно, регулирование народнохозяйственной жизни, регулирование обращения товаров предполагает существование необходимого аппарата» 956 . Откуда взять столько честных и компетентных людей?

Министерства торговли и промышленности и труда считали нужным ввести государственный контроль над частными предприятиями, чтобы пресечь злоупотребления предпринимателей, установить постоянные зарплаты, цены и норму прибылей, ввести трудовую повинность, единый план снабжения 957 . Но каким образом осуществить все этим меры, Прокопович не объяснял. Здесь нужно было определяться, что станет аппаратом такой системы регулирования: Советы, военная диктатура, интеллигенция. Но последняя не могла удержать ситуацию под контролем сама, а «вмешательство рабочих в управление предприятиями признается Министерством труда недопустимым» 958 . Что же остается, кроме военной машины?

•ккк

На совещании развернулась полемика кадетов и социалистов - сторонников коалиции. Последним пришлось оправдываться за результаты деятельности Временного правительства так, будто кадеты за них не отвечали. Маклаков критиковал то, что в правительстве все еще есть «вчерашние пораженцы» (имелся в виду циммервальдиец Чернов), на что левая часть зала откликнулась: «Да здравствует мужицкий министр Чернов!» 959

Маклаков пытался представить революцию источником всех проблем: армия стала разлагаться только после ее начала 960 (и откуда только взялись убийства офицеров в первые дни революции, если прежде в армии и на флоте царили мир и благодать). Пора ликвидировать все эти комитеты и комиссаров, смысл которых - быть проводниками вредоносной революционной политики. Нужно вести «войну до конца» вопреки миротворческим утопиям циммервальдийцев. Они надеялись на чудо, на то, что Германия отзовется на призывы к миру без аннексий и контрибуций, а та не отозвалась (но вообще-то официально Германии и не было сделано таких предложений от Антанты, а Временное правительство и не настаивало на том, чтобы Антанта выступила с программой демократического мира). Раз циммервальдийского чуда не случилось, Маклаков надеялся на другое чудо - если восстановить права офицеров, ликвидировать комитеты и комиссаров, воссоздастся «прежняя храбрая армия» 961 . Ужо тогда покажем германцу.

Маклаков, который прекрасно был осведомлен о надеждах правых кругов на штыки генерала Корнилова, пытался отвести опасения Керенского на этот счет: «Были в речи председателя какие-то неясные, непонятные намеки: кто-то угрожает штыками, которые хотят подавить революцию, кто-то придет сюда и приведет с собой старый порядок» 962 .

Милюков и вовсе пожалел, что сразу же, в марте не разогнали Советы силой 963 - ему не приходило в голову, что такая попытка привела бы к Гражданской войне.

Правые ораторы призывали Временное правительство встать над классовой борьбой, занять надклассовую общегосударственную позицию. Но даже сторонники коалиции из числа марксистов прекрасно понимали все лукавство этой позиции: «По мнению гражданина Маклакова, если Временное правительство определило пути спасения страны вне зависимости от того, как отнесутся к этим путям... те или другие слои населения... что же мешает любому отдельному лицу, разделяющему взгляды гражданина Маклакова и принимающему его пути спасения, всенародно об этом заявить и объединить народные массы вокруг себя» 964 .

Для Церетели это немыслимо - правительство должно опираться на классы через их партии и организации. Для Маклакова и Милюкова, не говоря о более правых ораторах Шульгине, Гучкове и Родзянко, -как раз желательно. Ведь они за «общегосударственными» интересами прячут классовые интересы имущественной элиты. И вот их-то и должна защитить от разбушевавшихся масс «твердая власть» в руках «отдельного лица».

Им есть что терять. Выступая от имени московских коммерческих кругов, глава Всероссийского торгово-промышленного союза П. П. Ря-бушинский высказывал опасение, что после войны из-за экспансии западного капитала «чужие будут эксплуатировать русский рабочий труд, но не мы» 965 . Вот она, главная угроза!

Позднее большую известность приобрели слова Рябушинского о том, что «к сожалению, нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и советов, чтобы они опомнились» 966 .

Защита существующей коалиции и переход к более правому и более репрессивному режиму - вот две идеи, конкурировавшие на Государственном совещании. Сдвиг власти влево ради начала более глубоких социальных реформ практически не рассматривался как реальная перспектива. Через месяц все изменилось, но в середине августа Керенский и его сторонники-центристы еле сдерживали натиск справа.

Наиболее дальновидные представители цензовых слоев видели именно в центристах, сторонниках коалиции своих защитников. Под гром аплодисментов от имени буржуазии Бубликов пожал руку Церетели, который в этой ситуации должен был представлять трудящиеся классы и революционную демократию. Но представлял на деле только их часть, стремительно уменьшавшуюся.

Укрепить авторитет политического центризма и оборончества были призваны приглашенные на Государственное совещание исторические фигуры - Е. К. Брешко-Брешковская, П. А. Кропоткин и Г. В. Плеханов. В это триаде наиболее удивительную для себя роль играл князь Кропоткин - идеолог анархизма, который теперь обосновывал оборончество и создание федеративного государства как в Америке. Он не отказался от своих анархо-коммунистических идеалов, но пришел к выводу, что путь к анархизму долог, и начинать надо с малого. Прежде всего - избежать «психологии побежденной страны», которую Кропоткин наблюдал во Франции после 1871 года. После разгрома пруссаками страна обнищала и готова была унижаться перед монархическими режимами и собственными кандидатами в диктаторы. Чтобы развиваться дальше, Россия должна была сначала решить минимальные социальные задачи - добиться прогресса в просвещении, вывести массы из нищеты, создать федеративную республику с региональными парламентами 967 . Теперь теоретик некогда радикального анархизма видел приближение социализма даже в речах Ллойд Джорджа, проникнутых «таким же социалистическим духом, как и речи наших товарищей социалистов, но дело в том, что в Англии, во Франции и в Италии складывается новое понимание жизни, проникнутое социализмом, к сожалению государственным, и в значительной степени, но также и городским» 968 (то есть муниципальным).