Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Сообщив, что правительство допускало возможность введения смертной казни в тылу, Керенский пускается в длинные рассуждения, где пишет и нечто противоположное только что сказанному: «Лично я был решительно против восстановления смертной казни в тылу, потому что считал совершенно невозможным выносить смертные приговоры, скажем, в Москве или Саратове, в условиях свободной политической жизни.

Убийство человека по приговору законного суда, в соответствии со всеми правилами и нормами официального ритуала казни, является великой «роскошью», которую может позволить себе лишь государство с отлаженным административным и политическим аппаратом» 922 . Более того, он здесь же признал неэффективность введения смертной казни и на фронте. В любом случае, Керенский был готов санкционировать смертную казнь лишь в крайне ограниченной сфере и, понимая, какой это вызовет скандал, колебался и пытался сдержать сторонников смертной казни.

6-7 августа распространились слухи об отставке Корнилова, которые привели к своеобразному смотру общественных сил в поддержку Главнокомандующего. Телеграммы с протестом против отставки направили Военная лига, Исполком Союза офицеров армии и флота, Совет Союза казачьих войск, Союз Георгиевских кавалеров и др. Союз Георгиевских кавалеров грозил вооруженным сопротивлением в случае отставки Корнилова. В заявлении Совета Союза казачьих войск говорилось: «Генерал Корнилов не может быть смещен, поскольку является настоящим вождем народа», который может вывести страну и армию из критической ситуации 923 .

8-9 августа в поддержку Корнилова выступило Совещание общественных деятелей, организованное участниками Прогрессивного блока Госдумы.

Однако в это же время один из лидеров кадетов В. А. Маклаков после совещания правой общественности с офицерами, приехавшими из Ставки, сказал лидеру Союза офицеров полковнику Новосильцеву: «Передайте генералу Корнилову, что ведь мы его провоцируем, особенно М-ъ. Ведь Корнилова никто не поддержит, все спрячутся» 924 . Рассказывая об этом эпизоде в письме самому М-у, то есть Милюкову, Маклаков возложил ответственность на провоцирование генерала на более широкий круг правой, в том числе и офицерской, общественности: «Я был поражен и испуган тем общим впечатлением, которое посланцы Корнилова вынесли из этого собрания; это впечатление было, что «общественные деятели» им сочувствуют и их поддерживают. Помню, что я очень резко упрекнул Новосильцева в том, что эти посланцы сознательно или бессознательно ведут двойную игру: говорят нам, что дело уже решено, что выбора нет, в то время, когда ничего еще не решено, а затем сообщают генералу Корнилову наше отношение к совершившемуся факту под видом отношения к самому проекту» 925 . Конечно, правые суетуны вносили в политическую подготовку переворота изрядный информационный шум. Но все же и сам Маклаков признавал, что офицеры осуществляли лишь зондаж самого Корнилова 926 . Так что для него все было в главном решено, и следовало лишь определиться с деталями создания правого репрессивного режима.

Уже после провала выступления Корнилова Алексеев писал Милюкову, что «дело Корнилова не было делом группы авантюристов, и вы знаете до известной степени, что определенные круги нашего общества не только все знали об этом, не только симпатизировали идее, но помогали Корнилову насколько могли» 927 . В связи с этим Алексеев называет финансистов Путилова и Вышнеградского.

Слухи о возможной отставке Корнилова совпали с его поездкой в Петроград 10 августа, куда он явился в сопровождении отряда преданных ему текинцев с пулеметами. Когда Корнилов вошел в Зимний, текинцы сняли пулеметы с автомобиля, «чтобы в случае надобности прийти на помощь главнокомандующему» 928 . То есть уже тогда Корнилов был готов применить силу в случае конфликта с правительством.

Политическое противостояние между умеренными социалистами, представлявшими блок массовых общественных организаций, и либералами, за которыми стояли военные и коммерческие круги, определяло ход Государственного совещания - форума политических и общественных сил страны, который проходил в Москве 12-15 августа.

В чем заключались мотивы созыва этого представительного форума? «Способствовать созданию власти это предприятие не было предназначено ни в какой мере: власть ныне была создана, все были ею довольны, лучше не требуется, - иронизировал Н. Н. Суханов. - Служить суррогатом парламента совещание также не должно было: зачем? Ведь Керенский и его коллеги ответственны только перед своей совестью. Вскрыть и сказать что-нибудь новое «о пользах и нуждах страны»? Помилуйте: ведь это было временем расцвета тысячеголосой прессы, превзойти которую было явно немыслимо... Оставалось одно: подавить мнение «всей демократии» мнением «всей страны» - ради окончательного и полного освобождения «общенациональной власти» от опеки всяких рабочих, крестьянских, циммервальдских, полунемец-ких, полуеврейских, хулиганских организаций» 929 .

Но в тысячеголосой прессе каждый голос растворяется, и никто не читает все статьи всех газет. На Государственном совещании предполагался смотр политического спектра, где каждое слово весомо. И «вся демократия» не собиралась сдавать такую площадку без боя, выдвигая на трибуну свою программу как условие поддержки власти. А правительство позаботилось о том, чтобы это условие не было единственным. Противопоставляя друг другу правые и левые требования,

Керенский действительно мог держать руки свободными. Но ради чего - ради балансирования в точке ничегонеделания.

На Государственное совещание были приглашены представители советов, земств, профсоюзов, предпринимателей и других общественных структур. Через эти структуры в совещании участвовали и основные политические партии. Большевики были исключены из делегации ВЦИК, так как не дали гарантии, что не используют Совещание для демонстративного ухода в знак протеста. ЦК РСДРП(б) обвинил правительство и контрреволюционные силы в стремлении подменить Учредительное собрание Московским совещанием: «В этом отношении контрреволюция идет тем же путем, что и революция. Она учится у революции. У революции был свой парламент, свой действительный центр, и она чувствовала себя организованной». Теперь контрреволюция создает свой центр власти в Москве руками эсеров и меньшевиков 930 .

Большевики приурочили к открытию совещания политическую стачку в Москве. Ее результаты так вдохновили Ленина, что он принялся обсуждать в своих статьях план первоначального захвата власти в Москве и даже требовать публикации этих идей 931 , что приводило соратников Ильича в ужас - ведь такие призывы просто выдавали партию в руки ее гонителей.