Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

24 июля Корнилов выехал в Ставку.

***

30 июля на совещании в Ставке обсуждались проблемы железнодорожных перевозок. Картина рисовалась паническая - полный развал. Несколько позднее на Государственном совещании приводились данные, которые показывают, что ситуация вовсе не была столь катастрофической, как об этом говорилось в окружении генерала Корнилова. Из-за того, что процент паровозов, нуждавшихся в ремонте, вырос за январь - август с 16,5 до 25%, грузоперевозки по железным дорогам упали на 15%. Правда, в 1916 г. в ремонте нуждалось 18% паровозов 887 - то есть столько же, как в первой половине 1917-го. Но правые политики видели во всеобщем развале, якобы охватившем Россию, повод добиться сильной власти для защиты цензовых интересов.

На этом совещании Корнилов анонсировал свой курс - и не только военный: «Для достижения целей войны необходимо иметь три армии: в окопах, в тылу - в мастерских и заводах и третью - железнодорожную, которая бы подвозила изготовленное в тылу на фронт. Для оздоровления рабочей и железнодорожной армий необходимо подчинение их той же железной дисциплине, которая устанавливается для армий фронта; вопрос в том, какие для этого необходимы меры, пусть разберут специалисты» 888 . Корнилов выступил также за создание военнореволюционных судов и введение смертной казни в тылу, в том числе в отношении гражданских лиц.

Еще под впечатлением совещания 16 июля генерал Ю. Н. Плю-щевский-Плющик, и.о. 2-го генерала-квартирмейстера Ставки, решил обобщить требования генералитета. 23 июля он подал начальнику штаба Главковерха А. С. Лукомскому доклад о мерах по укреплению боеспособности армии. Лукомский предоставил этот доклад Корнилову, и тот вернул записку к Плющевскому-Плющику со своими замечаниями и указанием подготовить доклад для Временного правительства. К началу августа «доклад Корнилова» был готов.

Основная идея Плющевского-Плющика заключалась в укреплении дисциплинарной власти начальника и ограничении полномочий комитетов и комиссаров 889 . Помимо чисто военной стороны рассматривалась и политическая, ибо эти меры должны проводиться «если не одним диктатором», то людьми «мощной воли» 890 . Корнилов внес в доклад карательные акценты.

3 августа Корнилов прибыл с докладом на заседание Временного правительства. Меморандум был написан в таких выражениях, что его оглашение хотя бы в правительстве, по мнению Керенского, вызвало бы скандал, и «стало бы невозможным оставить Корнилова главнокомандующим» 891 . Катков считает, что предложенные Корниловым меры, в том числе введение смертной казни не только за чисто уголовные преступления, но и за пропаганду, «прекратили бы деятельность большевиков» 892 . Наивность таких надежд подтвердил опыт Гражданской войны, когда Корнилов, Деникин и другие былые офицеры уже не сдерживали себя в применении террора против левой агитации, а все равно не сумели победить.

Савинков уговорил Корнилова выступить лишь по чисто военным вопросам и не выносить доклад на заседание правительства, а доработать и согласовать его в военном ведомстве, где готовился собственный более комплексный проект.

Во время этой встречи Керенский употребил привычную для себя фигуру речи: «Что ж, допустим, я уйду, каков будет исход?» 893 Он имел в виду, что уходить ни в коем случае нельзя. Но генерал понял премьера с солдатской прямотой, будто Керенский «поинтересовался мнением генерала Корнилова, что следует ли ему далее оставаться руководителем государства». Корнилов ответил, что другого главу Временного правительства он себе не представляет 894 , но про себя решил, что Керенский не просто рисуется, айв действительности обдумывает возможность своего ухода, передачи власти. Кому? Уж не Корнилову ли? Почему бы нет? По утверждению Керенского, 3 августа Корнилов в беседе с ним говорил о военной диктатуре как о реальной возможности 895 .

Еще один эпизод этого заседания Временного правительства укрепил Корнилова в мысли, что кабинет министров в существующем виде не годится. Когда главнокомандующий стал излагать военную ситуацию в многочисленных деталях, Керенский просил в них не вдаваться 896 . Савинков потом объяснил Корнилову, что Керенский прервал его не из неуважения к генералу, а из опасений, что информация может утечь к врагу предположительно через Чернова 897 . Подтвердить свои обвинения публично Савинков не мог, так как всего неделю назад обвинения против лидера эсеров были официально опровергнуты 898 . Поэтому в своих более поздних показаниях Савинков дал другое объяснение своим намекам Корнилову: «Я, разумеется, не имел в виду обвинять кого-либо из министров в сношениях с противником, но я знал, что некоторые члены Временного правительства находятся в постоянном и товарищеском общении с членами Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, среди коих, по сведениям контрразведки, имелись лица, заподозренные в сношениях с противником» 899 . Не очень убедительно, если учесть круг случайного общения самого генерала и правых политиков.

Характерно, что Керенский в этом эпизоде не имел в виду никакого шпионажа, просто считал столь детальное рассмотрение военно-технических проблем излишним 900 . Но Савинков использовал и этот эпизод на пользу своей идее коллективной диктатуры узкого круга лиц. Если в правительстве есть «ненадежные» люди, то военными вопросами должен заниматься узкий военный кабинет. Но во время войны почти все вопросы в той или иной степени военные. А в голове Корнилова стала вариться мысль, которая 28 августа выльется в утверждение, что во Временное правительство проникла измена.

•kick

После заседания 3 августа работа над докладом в Военном министерстве закипела с новой силой под руководством Филоненко и Савинкова, которые внесли положения о милитаризации железных дорог и военных предприятий, за которые выступал Корнилов, но которые не внес в свою, военную часть доклада.

В их докладе, по воспоминаниям Савинкова, «помимо положения о комитетах и комиссарах, содержались еще и положения: 1) о введении военно-революционных судов в тылу; 2) о возвращении дисциплинарной власти начальникам; 3) о милитаризации железных дорог и 4) о милитаризации предприятий, работавших на оборону» 901 .

Но когда 8 августа Савинков показал Керенскому проект первого параграфа меморандума, где речь шла о введении «военных судов -трибуналов в тылу» 902 , тот «категорически заявил, что он ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах такой записки не подпишет» 903 . По словам Керенского, Савинков «начал говорить о введении смертной казни в тылу, против чего я неизменно возражал... «Если вы не соглашаетесь по этому основному вопросу, - говорил Савинков - все остальное несущественно» 904 . Савинков пригрозил, что тогда этот доклад внесет в правительство Корнилов, а он, Савинков, подает в отставку. Керенский отставку не принял, но зато стал с опаской относиться к намерению Корнилова выступить во Временном правительстве и тем более публично с какой-нибудь программой.