Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Как видим, Корнилов «подтвердил» невесть что. Характерно, что Керенский тоже формулирует вопросы двусмысленно: он не «должен», а «может действовать согласно сведениям», то есть речь вроде бы не идет о реакции на ультиматум. Корнилов на что-то намекает, но не говорит прямо.

Что за «определенное решение»? Сдача власти? Объявление чрезвычайного положения в Петрограде со всеми вытекающими последствиями? Введение смертной казни в тылу? Керенский не выясняет это, а Корнилов тоже не говорит прямо, опасаясь, видимо, что этот разговор может быть перехвачен сторонниками Советов.

Милюков находил такое объяснение этой ситуации: «Передать генералу Корнилову полный текст ультиматума, подписанного В. Н. Львовым, представилось невозможным. Есть вещи, которые нельзя доверять даже аппарату Юза. Ведь ультиматум «генерала Корнилова мог бы получить распространение в тысячах экземплярах». Так, очевидно, думал и Керенский, больше всего боявшийся преждевременного разглашения и предпочитавший применить свой упрощенный прием, чтобы вырвать признание у подсудимого, в виновности которого он уже не сомневался. Считать обвинение доказанным!..» 1075

На следующий день Филоненко, не юрист, но человек неглупый, прочтя ленту, не смог скрыть от Корнилова своего удивления: каким образом он мог столь легкомысленно подтвердить слова Львова, содержание которых оставалось ему неизвестным» 1076 .

Керенский считал, что он задавал вопросы Корнилову в «конспиративной манере», и если тот отвечал с полным пониманием, это значит, что Корнилов понимал «ключ» разговора. А ключ этот привез Львов. В действительности Корнилов мог ориентироваться не только по «ключу Львова», но и по «ключу Савинкова». Но фокус в том, что Савинков, игравший двойную игру, не передал Керенскому своего «ключа», не пересказал свои разговоры с Корниловым во всех важных деталях.

Роль лакмусовой бумажки заговора для Керенского играло и приглашение приехать в Могилев. Корнилов звал его не только в случае волнений в столице, а «во всяком случае» 1077 . «Я хотел выяснить, на самом ли деле они опасались большевиков, или это было просто предлогом» 1078 . Оказалось - просто предлогом. Для Керенского было важно, что Корнилов его зовет «в любом случае», то есть миф о большевистском восстании - просто предлог, а также то, что Корнилов не стал переспрашивать «Что за решение?», то есть договоренность о «решении» была. Однако и сам Керенский не стал уточнять, «что за решение».

Чрезвычайная комиссия, члены которой в этом конфликте симпатизировали скорее Корнилову, чем Керенскому, заключила: «Генерал Корнилов не поручал В. Н. Львову требовать, а тем более в ультимативной форме, от Временного правительства передачи ему, генералу Корнилову, всей полноты гражданской и военной власти, причем настаивал на том, чтобы все конкретные меры в этом направлении были приняты с согласия Временного правительства и лишь по обсуждении этих мер на совещании у генерала Корнилова общественными деятелями совместно с представителями Временного правительства в лице министра-председателя А. Ф. Керенского и управляющего военным министерством - Б. В. Савинкова» 1079 .

Все очень чинно, никаких ультиматумов. Правда, до этого была кампания давления на Керенского и его окружение с целью принять «программу Корнилова», не лишенная ультимативности (что признает и Савинков), прямая апелляция к правой общественности через голову правительства, подозрительный отказ заменить командующего «спец-операцией» в Петрограде - вовсе не согласованной с правительством. Вопреки выводам комиссии, Корнилов не собирался добиваться согласия на реорганизацию власти со стороны всего Временного правительства. Ему было достаточно его «представителей» в лице Керенского и Савинкова, который и вовсе не входил в кабинет. Мнение левого крыла правительства Корнилов вовсе не собирался учитывать. И почему организация новой власти должна проводиться по итогам совещания в Ставке, а не заседания Временного правительства или открытого собрания политических сил, хотя бы формата Госсовещания? И где гарантии, что, если бы Керенский отказался пойти навстречу требованиям этой кулуарной встречи, он не оказался бы в положении Николая II во Пскове в канун отречения?

Корнилов предложил Керенскому пожаловать в политическую ловушку. Премьер мог просто проигнорировать это приглашение в ожидании новых ловушек или провести проверку своих подозрений. Если никакого заговора нет, Корнилов без сомнения подчинится приказу об отставке. Кстати, это еще не значит, что подчинившийся генерал действительно потерял бы пост - совсем недавно Керенский отправил в отставку и тут же вернул на место Савинкова.

С учетом всех имеющихся в нашем распоряжении источников мы можем утверждать, что Корнилов и его сторонники готовили военную операцию, направленную на изменение существующей государственно-политической системы, то есть переворот. Готовили они ее заранее, не согласовывая с правительством принципиально важные детали, от которых зависел политический результат и изменение системы власти. Значит, имел место заговор.

Керенский представлял ту часть интеллигенции, которая готова была сотрудничать с генералитетом и буржуазией ради стабилизации режима, но не готова была служить им. 26 августа Керенский понял, что и он, и стоявшие за ним политические силы становятся лишними, они не нужны сформировавшемуся генеральско-буржуазному блоку. Керенскому требовалась «дубинка», а не новый президент-диктатор. Становилось ясно, что «дубинка» вышла из-под контроля.

Ночью Керенский отправил телеграмму № 4153 Корнилову: «Приказываю Вам немедленно сдать должность генералу Лукомскому, которому впредь до прибытия нового верховного главнокомандующего вступить во временное исполнение обязанностей главковерха. Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград. Керенский» 1080 .

В Ставке заметили, что телеграмма не оформлена по правилам, и даже у Филоненко появились подозрения в ее подлинности 1081 . Для Корнилова это был скорее формальный повод не уходить в отставку, внешне сохраняя легитимность и выигрывая время, пока Крымов подойдет к Петрограду. Но когда подлинность телеграммы подтвердилась, главковерх, разумеется, не подчинился.

«Понимал ли Керенский в эту минуту, что, объявляя себя противником Корнилова, он выдает себя и Россию с руками Ленину?» 1082 -

возмущался Милюков. Мудрено бы было Керенскому подумать такое в августе 1917 г., когда Ленин находился в бегах, а его партия была ослаблена и находилась в полуподполье. Мудрый постфактум Милюков в августе - сентябре 1917 г. тоже не предупреждал Керенского, что большевики вот-вот возьмут власть. Его главными противниками в это время были социалисты...