Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Есть разница, с первой или со второй точки зрения исследуется, преподносится и оценивается эта историческая эпоха.

Возможно, мне могли бы возразить, что после гибели реального социализма это разделение уже не имеет значения, поскольку история показала, что сделанная попытка очевидно была слишком преждевременной и потому не могла достичь успеха. Это в конечном счёте объясняет и пороки исторического результата в виде советского общества (или советской модели социализма) со всеми его недостатками и деформациями, равно как и его поражение и гибель. Однако подобная аргументация «постфактум» не столь убедительна, как кажется, поскольку она, очевидно, исходит из молчаливого предположения, что всякая историческая попытка революционного свержения общественной формации, созревшей для того, чтобы быть сменённой, и начала построения нового общества, оправдана только в том случае, если она развивается успешно, устанавливается надолго и ведёт к победе более высокой общественной формации.

Маркс однажды заметил, что мировая история могла бы совершаться очень просто, если бы успех всякой революции был заранее обеспечен. Он восхищался дерзостью и смелостью Парижской коммуны, несмотря на то, что, разумеется, знал, что их шансы на успех по многим причинам мизерны, поскольку в ту пору капитализм находился в своей восходящей фазе и совершенно не созрел для своей замены.

Преодоление феодального общества также было многовековой классовой борьбой между силами буржуазной революции и реформ с одной стороны и силами феодально-аристократической реакции и контрреволюции с другой — с первоначальными успехами и отступлениями, иногда приводившими к реставрации прежних отношений. Эта борьба длилась целую историческую эпоху, пока, благодаря победе прогрессивной буржуазии, не привела к формированию и укреплению современного буржуазного общества, тем самым создав возможность свободного и беспрепятственного развития капитализма.

Первые ступени развития капиталистического общества ещё в очень малой степени соответствовали заявленным буржуазным идеалам, но несмотря на это, они стали огромным прогрессом, поскольку открыли шлюзы для беспрепятственного развития производительных сил человечества. Если историк и теоретик при представлении и оценке этой исторической эпохи буржуазных революций направляет свой взгляд в первую очередь на разрушительные воздействия революционного насилия, на злоупотребления, на зачастую жестокие эксцессы и на жертвы сражений, теряя при этом из виду трудное рождение нового общественного строя, если он судит о становлении капиталистической общественной формации, а вместе с ней и буржуазной демократии, наций и национальных государств не как об элементах противоречивого общественного прогресса, поскольку новое общество, измеряемое по буржуазным идеалам, было ещё несовершенно и обладало множеством недостатков, — то он не только даёт весьма одностороннюю картину такого развития, но и упускает его суть.

Это в той или иной степени верно и для эпохи социалистической революции и её результатов. Не замалчивая и не умаляя ужасов гражданской войны между революцией и контрреволюцией, жестокостей как белого террора, так и ответного красного, не приукрашивая гигантские трудности, ошибки, промахи, недостатки и деформации на сложном пути развития возникающего социалистического общества, и не отрицая значительных извращений, приведших в Советском Союзе к автократической системе власти Сталина, — описание этой эпохи уловит суть, только показав возникновение новой общественной формации, которая на основе общественной собственности на важнейшие средства производства идёт по пути преодоления антагонистического классового общества, и представив и отдав должное достигнутым ею успехам.

Разумеется, это потребует отбора, интерпретации и оценки исторических фактов, что разительно отличается от противоположного подхода, главным образом сосредотачивающегося на заслуживающих критики событиях и фактах или даже понимающего всю историю лишь как достойный сожаления пример разрушения прежнего порядка.

При этом даже среди марксистских историков и теоретиков могут наблюдаться значительные расхождения в подходах и в оценке фактов и событий, равно как личностей и результатов их деятельности. Это нормально и оправдано, поскольку не существует «марксистского взгляда», обязательного для всех.

Для иллюстрации этих мыслей я хотел бы привести оценку, данную марксистским историком Эриком Хобсбаумом (см. работу «Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век») эпохе социализма начиная с Октябрьской революции и до гибели Советского Союза и других социалистических стран Европы. В главе «Мировая революция» он сжато даёт очень информативное, богатое материалом и дающее пищу для размышлений описание этой части мировой истории. То, как он при этом оценивает Октябрьскую революцию и её результаты, ясно выражено в следующих словах:

«Поэтому для двадцатого столетия она стала столь же важным явлением, как французская революция 1789 года для девятнадцатого века. [...] Однако Октябрьская революция имела гораздо более глобальные последствия, чем её предшественница. Хотя идеи французской революции, как уже известно, пережили большевизм, практические последствия октября 1917 года оказались гораздо более значительными и долгосрочными, чем последствия событий 1789 года. Октябрьская революция создала самое грозное организованное революционное движение в современной истории. Его мировая экспансия не имела себе равных со времён завоеваний ислама в первый век его существования» [368].

Однако эта оценка всемирно-исторического значения Октябрьской революции стоит в странном контрасте с тем фактом, что решающее содержание открытой ею новой исторической эпохи видится не в трудном процессе создания и строительства нового общества — социализма, а лишь в её действии как побудительной силы мирового революционного движения. В соответствии с этим и оценки в указанной работе направлены не столько на представление возникновения социалистического общества как исторического прогресса в его противоречивости (что является сущностью эпохи), сколько на то, чтобы охарактеризовать и осудить отчасти неизбежные, отчасти такие, которых можно было избежать, ошибочные решения, недостатки и искажения и тем более деформации и преступления, связанные со сталинизмом, которые, на мой взгляд и по моей оценке, должны квалифицироваться скорее как, хотя и очень важный, но всё же исторически побочный продукт всего этого процесса.

Поэтому в изложении Хобсбаума центр внимания слишком, на мой взгляд, сильно смещён в сторону этого побочного продукта. При этом я по большей части или полностью согласен со многими его оценками и суждениями. Однако мне кажется, что причины возникновения и фатального воздействия деформаций и извращений социализма на развитие и гибель Советского Союза трудно понять, если не объяснять их исходя из объективных и субъективных условий и противоречий фундаментального процесса создания и строительства первого в истории социалистического общества, и не встраивать их в этот контекст. В таком случае то и дело возникает впечатление, будто они — лишь следствие субъективизма и волюнтаризма отдельных руководящих личностей, и таким образом в конечном счёте всё-таки вызваны чертами характера и действиями Сталина.