Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

В истории бывают случайности, которые могут вызвать глобальные последствия, и убийство ленинградского партийного руководителя С. М. Кирова (1886–1934), члена Политбюро, явилось как раз такой случайностью (а может быть, и сознательно устроенной провокацией, предоставившей отличный предлог для реализации вышеупомянутых выводов Сталина из партийного съезда).

Киров, считавшийся другом Сталина, вскоре после съезда стал жертвой покушения, произошедшего при весьма загадочных обстоятельствах и оставившего множество загадок. В ходе съезда Киров принял участие в секретной встрече делегатов, на которой обсуждалось смещение Сталина с поста генерального секретаря и где он назывался кандидатом на место Сталина. Однако Киров отказался от этого предложения, поставив в известность и Сталина. Какие тот сделал выводы из этого, неизвестно.

Убийство Кирова 1 декабря 1934 г. в Ленинграде не было до конца раскрыто, так как все участники, включая ленинградскую следственную комиссию, вскоре были ликвидированы, что, естественно, вызывало подозрения, что дело неладно. Подозрение, что Сталин сам мог быть замешан в этом, на что намекал и Хрущёв в своём секретном докладе на XX съезде КПСС в 1956 г., не было полностью опровергнуто. Однако нет и доказательств того, что Сталин принимал в этом какое-то участие. Определённо можно сказать лишь то, что он извлёк политические выгоды из этого покушения, поскольку благодаря ему он получил аргумент для борьбы против террористов и врагов государства, чем упрочил своё положение.

Уже на следующий день после убийства Сталин с большой свитой появился в Ленинграде и сам провёл расследование — это так же не было в порядке вещей, так как его должность не давала никаких юридических полномочий. После того как ленинградский следственный отдел НКВД обнаружил, что покушавшимся был некто Леонид Николаев, Сталин якобы допросил его и констатировал, что тот был членом «троцкистско-зиновьевского центра», по чьему приказу он и действовал. Протокола этого допроса не существует. Николаев был приговорён и сразу же казнён. Это было непозволительно с точки зрения советских законов, однако Сталин якобы загодя заполучил от Исполкома Верховного Совета СССР особый указ, дававший органам НКВД чрезвычайные полномочия в отношении немедленного приведения приговора в исполнение. В спешке председатель Исполкома Калинин даже не смог подписать документ, так что тот был подписан только секретарём Исполкома Енукидзе, старым приятелем Сталина.

После этого началась большая волна арестов: Зиновьев и Каменев были обвинены в убийстве Кирова по приказу Троцкого. Обвинение было абсурдным и лишено даже налёта доказательности. Поэтому оба они решительно защищались от этого обвинения, однако позволили шантажом вырвать у себя оговорку о том, что их оппозиционная деятельность против Сталина создала обстановку, в которой это покушение стало возможным. Благодаря этому им смогли приписать определённую моральную ответственность. Зиновьев и Каменев считали, что этим шагом они умудрились вынуть свои головы из петли, пусть их и приговорили к довольно долгим срокам заключения.

Почему Сталин пока ещё не осмелился приговорить их к смерти и казнить? Обвинение и доказательства были очень слабы и, очевидно, не были достаточно убедительны для физической ликвидации двух ближайших соратников Ленина.

Этот процесс положил начало большой волне террора, жертвами которой стала почти вся старая ленинская гвардия большевиков. Неуверенность в своём положении и страх Сталина перед заговорами — а возможно, также и его бешенство в отношении делегатов партийного съезда, отказавших ему в своих голосах — были настолько велики, что позднее более 80 процентов делегатов (а именно 1 029 человека) было арестовано и по большей части расстреляно. Среди членов и кандидатов Центрального Комитета, избранных во время этого съезда, Сталин также ожидал большого количества противников. Из 139 мужчин и женщин до следующего съезда в 1939 году дожил только 41 человек: 98 из членов и кандидатов ЦК к тому времени были мертвы.

В своей мании преследования Сталин не остановился даже перед Политбюро: с 1937 по 1941 гг. десять членов и кандидатов Политбюро были казнены как якобы «враги народа». Началось с Зиновьева и Каменева, приговорённых на втором процессе в 1938 г. к смертной казни, за ними последовали Бухарин и Рыков, потом Косиор, Рудзутак, Чубарь, Постышев, Эйхе и Ежов. Орджоникидзе и Томский предпочли покончить с собой, чтобы не разделить их судьбу.

На этом фоне дальнейшее практическое и теоретическое формирование советской модели социализма происходило в совершенно очевидном направлении. Во-первых, органы безопасности НКВД были чрезвычайно усилены, зарплаты их сотрудников — значительно повышены. Во главе с наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой (1891–1938) Сталин создал для себя орган с чрезвычайными полномочиями и вне всякого контроля, в чью задачу входили разоблачение, арест и устранение всех реальных и предполагаемых противников как внутри, так и вне партии. Таким образом из государственной службы безопасности в наркомате внутренних дел был создан центр власти, который в послесталинское время уже под именем КГБ практически превратился в инстанцию, противостоящую генеральному секретарю ЦК КПСС.

Ягода был активен лишь в первой волне террора, затем он сам был обвинён, как (якобы) агент и расстрелян. Его сменил безупречный ученик и подручный Сталина в партийном аппарате Н. Ежов (1895–1940), назначенный наркомом внутренних дел, а затем избранный кандидатом в Политбюро. Якобы он зашёл слишком далеко в своём разложении, из-за чего Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет 17 ноября 1938 г. запретил массовые аресты, высылки и казни, сняв Ежова с поста наркома внутренних дел. В апреле 1939 г. он был арестован как «особо опасный враг народа» и обвинён в работе с 1930 г. на различные иностранные разведки и в подготовке заговора по убийству Сталина. В феврале 1940 г. он был расстрелян.

Его преемником в 1938 г. стал происходивший с Кавказа Лаврентий Берия (1899–1953).

Поскольку деятельность всех партийных организаций отныне оказалась под надзором НКВД, всякая серьёзная дискуссия о линии и задачах партии на собраниях и совещаниях стала абсолютно невозможной, так как в противном случае каждый оказывался под угрозой быть обвинённым в «троцкизме». Уже одно наличие работ Троцкого считалось «контрреволюционной троцкистской деятельностью». Поскольку понятие «троцкизм» оставалось совершенно невнятным, каждый мог быть легко обвинён в КРТД, расценивавшейся как наибольшее преступление против государства.

Во-вторых, теперь — в отсутствие рационального обоснования режима террора — внезапно была выдвинута новая теория классовой борьбы при социализме и внутри партии. Нужно отбросить прогнившую теорию угасания классовой борьбы при социализме, поскольку разбитые враги любыми средствами продолжают свою борьбу против социализма, заявил Сталин. Неверна также идея о том, что классовые различия исчезают путём сближения классов, на самом деле уничтожение классов произойдёт через обострение классовой борьбы. Враг сидит теперь во всех организациях, в государственных органах, а также в партии, даже в высшем руководстве. Везде существует «пятая колонна», которую нужно разоблачить и уничтожить. (Выражение «пятая колонна» пришло в Советский Союз с испанской гражданской войны; фашистский генерал Эмилио Мола, говорят, так ответил на вопрос, почему он с лёгкостью побеждает республиканцев: это благодаря пятой колонне, потому что когда мы наступаем четырьмя колоннами, наша пятая колонна действует в республиканском штабе и обеспечивает нашу победу).