Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Как действия раздутого аппарата безопасности, так и новые теоретико-идеологические ориентиры Сталина о постоянном обострении классовой борьбы при социализме оказали своё воздействие на общественное поведение и сознание людей, тем более что они вбивались в их головы через «Правду» и по радио. Многие искренние функционеры партии и государства также стали соучастниками, поскольку были вынуждены принимать участие в печально известных «тройках». Такие тройки в составе сотрудника НКВД, прокурора и первого секретаря соответствующего партийного комитета утверждали приговоры, основанные на обвинениях органов НКВД, на доносах и вырванных признаниях. Если тройка отказывалась согласиться с приговором, она обличалась в помощи и защите врагов народа и сама попадала под обвинение. Кроме того, сотрудники НКВД были обязаны успешно обезвреживать врагов народа и агентов для защиты мирного строительства. Это тоже открывало широкие двери для произвола.

В то время как новая конституция Советского Союза описывала демократическую структуру государства и общества, основанную на системе Советов, реальный процесс преобразования политической надстройки шёл в прямо противоположном направлении, а именно в направлении дальнейшего слияния партийных и государственных структур. Цель заключалась в ещё более сильной концентрации власти путём создания строго централизованного, иерархически выстроенного аппарата власти.

Отныне на верхушке аппарата власти любого уровня политической организации советского общества стоял соответствующий первый секретарь партийной организации. В соответствии с догмой о «руководящей роли партии» ему подчинялся не только партийный аппарат, но и государственный советский аппарат, поскольку без его приказа или согласия государственные институты не имели права принимать никаких технических или персональных решений. Каждый первый секретарь, в свою очередь, подчинялся первому секретарю ближайшего вышестоящего уровня, и эта линия субординации тянулась до самого верха. На верхушке властной пирамиды единолично принимал решения генеральный секретарь ВКП(б), после завершения преобразования политической системы занявший также пост председателя Совета Народных Комиссаров (позднее — Совета Министров).

Так Сталин объединил в своих руках всю власть над Коммунистической партией и над советским государством, а тем самым — и надо всем обществом. По-видимому, это был вывод, сделанный Сталиным из XVII съезда: политическую власть можно обезопасить только наивысшей концентрацией и централизацией. С тех пор он больше не доверял никому, даже своим ближайшим сотрудникам, которых заставил надзирать друг за другом и друг друга проверять — чтобы иметь возможность уже в зародыше задушить мало-мальскую угрозу заговора.

Поведение Сталина представляет ряд психологических загадок. Кто-то объясняет его гипертрофированную недоверчивость простой манией преследования, однако это слишком поверхностно. Если проследить его мотивы, то, на мой взгляд, нельзя игнорировать то, что Сталин считал себя коммунистом, видящим свою задачу в реализации социализма, а затем и высшей фазы коммунизма, в Советском Союзе (независимо от того, что именно он понимал под этим). Сталин, по-видимому, был убеждён, что в условиях, возникших в Советском Союзе, лишь он способен гарантировать успех этого грандиозного проекта. Различные высказывания заставляют так считать. Например, иногда он говорил членам Политбюро: «Вы как слепые котята. Что вы будете делать, когда меня не будет?». Нет сомнений и в том, как он расценивал большинство своих сотрудников в Политбюро: не очень высоко; однако это объяснимо. Они постоянно пребывали между жизнью и смертью и потому опасались высказывать собственные мысли и вообще действовать самостоятельно. Неизвестно, приходила ли Сталину когда-нибудь мысль, что это ненормальное положение и ненормальное поведение есть прямое следствие его политики.

Интересен также вопрос, какую роль играли постоянные восхваления и абсурдный культ личности и какое влияние всё это оказало на его представление о себе и на его самосознание. Вряд ли можно предположить, что психически нормальный человек, способный к самоанализу, может серьёзно верить в то, что он не только «гениальный вождь мирового пролетариата», но и «корифей науки». Представьте, как бы Ленин реагировал на подобные восхваления.

Независимо от того, решим ли мы психологическую загадку Сталина, остаётся фактом то, что к марту 1941 г., после длительной подготовки, он довёл до совершенства абсолютную централизацию и концентрацию власти исключительно в собственных руках, ликвидировав даже Политбюро ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров как постоянно работающие органы. Вместо этого он создал совершенно новую форму управления верхушкой партии и государства: для этого он учредил должность своего заместителя, назначив на неё А. Жданова, одного из своих более юных послушных последователей. После кончины Жданова пост занял Г. Маленков (1902–1988), занимавший его до смерти Сталина в 1953 г.

Задача заместителя Сталина состояла в том, чтобы руководить партаппаратом, приглашая по приказам Сталина членов Политбюро и секретарей ЦК поодиночке для подготовки решений и для консультаций, для формирования соответствующих предложений и передачи их Сталину, который затем в одиночку — от имени ЦК или Политбюро — уже принимал решение. После этого Жданов, а позднее Маленков, должен был позаботиться о том, чтобы соответствующие инструкции проследовали через партаппарат с вершины властной пирамиды вниз, по всей иерархии секретарей, а также об их исполнении.

Аналогично Сталин реорганизовал и работу Совета Народных Комиссаров, которым до того руководил Молотов — соратник Сталина с 1912 г. Молотов был смещён, и Сталин сам занял пост председателя СНК. Он назначил своим первым заместителем в Совнаркоме молодого экономиста Н. А. Вознесенского (1903–1950), до того — руководителя плановой комиссии, а с XVIII съезда — кандидата в Политбюро. Вознесенский, по поручению Сталина, вёл бюро СНК, координировал деятельность наркомов и использовал их для подготовки решений. Подготовленные таким образом решения Сталин принимал единолично.

Поскольку его решения чаще всего объявлялись решениями ЦК ВКП(б) и СНК СССР, создавалось впечатление, будто существуют и работают два коллективных руководящих органа, принимающие совместные решения. На самом деле политическая система власти напоминала абсолютную монархию, и если французский король Людовик XIV в своё время воскликнул L'état c'est moi («Государство — это я»), Сталин мог бы заявить Le parti et l'état c'est moi («Партия и государство — это я»). Он стал воплощением как Коммунистической партии, так и советского государства. Кроме того, он уже считался символом или идолом социализма.