Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Это верно и в отношении работ Розы Люксембург [24] Немецкая революционерка польско-еврейского происхождения (1871–1919), которая вместе с Карлом Либкнехтом и Кларой Цеткин основала Коммунистическую партию Германии и была убита реакционерами. Она подвергла глубокому анализу перерождение германской социал-демократии (и социал-демократии большинства стран) в своей книге «Кризис социал-демократии» («Брошюра Юниуса») (прим. В. Лютермана) . , которая на основе своего знакомства как с русско-польскими, так и с германскими условиями пришла к самостоятельным взглядам в особенности на стратегию и тактику польской борьбы, отличавшимся от взглядов Каутского, а отчасти и Ленина. Далее, это верно и в отношении работ Антонио Грамши [25] Антонио Грамши (Antonio Gramsci) (1891–1937) вместе с Тольятти создал газету «Ordine nuovo» (1919), стал секретарём Итальянской коммунистической партии (1924) и при фашизме был заключён тюрьму с 1926 по 1937 г. В своих «Тюремных тетрадях» (1929–1935) он заменил понятие диктатуры пролетариата на гегемонию пролетариата (прим. В. Лютермана) . , изучившего опыт русской и других революций, но в то же время опиравшегося на прогрессивные традиции итальянской духовной жизни. Точно так же и работы выдающегося марксистского теоретика Георга Лукача [26] Венгерский философ Дьёрдь Лукач (György Lukács), публиковавшийся в основном на немецком языке под именем Георг Лукач (1885–1971). Он интерпретировал произведения Маркса главным образом с гуманистической точки зрения и писал о понятии отчуждения. Его первым широко известным произведением была «История и классовое сознание», 1923. Он разработал основы марксистской эстетики («Теория новеллы», 1920) (прим. В. Лютермана) . демонстрируют несомненную специфику, которая — в основном в его ранних произведениях — отражает гигантское влияние Октябрьской революции на прогрессивную мысль в Европе и в то же время индивидуальную эволюцию Лукача от идеалистической позиции, ориентирующейся на Гегеля, к марксизму.

При этом речь вовсе не идёт о различных марксизмах (например, немецком, русском, итальянском или австрийском), поскольку эти различные формы опираются на базовые воззрения и принципы марксизма, применяют их к новым областям знания и общественной практики и тем самым обогащают его содержание и его теоретический инструментарий. Марксизм не распадается из-за этого на самостоятельные отдельные марксизмы, а развивается как теоретическое единство в своём многообразии, поэтому было бы совершенно неверно объявлять какую-либо из этих форм единственно верной и таким образом создавать догму.

После Октябрьской революции влияние марксизма на духовную жизнь Европы было чрезвычайно велико, в особенности в гуманитарных науках. Основные взгляды Маркса были более или менее переняты учёными в областях историографии, экономики, философии, социологии — отчасти скрыто, отчасти открыто, так что вокруг марксизма возникли различные тенденции, близкие к нему, частично совпадавшие с ним, однако в важных аспектах и отличавшиеся от него. Это можно сказать, например, о «философии надежды» Эрнста Блоха, как бы включившего марксизм в своё мышление, но чья указанная телеологическая метафизическая система с марксизмом не совпадает. Это можно сказать и о социологии знания Карла Мангейма и его последователей, которые используют основные марксистские взгляды, но в различных отношениях чрезвычайно упрощают их. Или о «критической теории» Франкфуртской школы, которая по большей части совпадает с марксистскими взглядами, использует их, при этом в важных и главных вопросах и практических следствиях всё же расходясь с марксизмом.

Факт развития подобных духовных тенденций свидетельствует о большом влиянии и вдохновляющей силе марксистской теории, и в этом отношении всё это развитие следует расценивать позитивно, тем более что оно очень часто открывало путь более глубокому изучению марксизма. Поэтому я считаю ошибкой рассматривать эти течения — под сильным влиянием Холодной войны — исключительно или по большей части негативно, в основном как объект критики, тем более что в них были сделаны и заметные достижения в познании. При этом я считаю безосновательным прямо относить их к марксизму в строгом смысле слова, что случается довольно часто.

В гораздо большей мере, чем в европейских странах, усвоение и принятие марксизма в странах других регионов и культур с совершенно другими общественными, политическими и духовными традициями должно было привести к очень специфическим формам марксизма. В особенности это касается Китая, который в ходе своей долгой истории несёт в себе в качестве традиции общественный, культурный и духовный опыт, весьма отличающийся от опыта европейского развития. Эта традиция привела к другому образу действий и к формам мышления, которые нелегко согласовать с европейскими, сформированными в основном греко-римской античностью, Возрождением и Просвещением. Поэтому усвоение и применение марксистской теории здесь гораздо сложнее, а связь с культурными и духовными традициями Китая, по-видимому, неизбежно влечёт за собой определённую степень китаизации. Не следует однозначно трактовать её как негативное явление, поскольку она несомненно расширяет и горизонт марксистской теоретической мысли в Европе [27] См. об этом также Alfred Kosing. Ist China auf dem Weg zum Sozialismus? .

Позже, при Сталине, эта множественность в единстве марксизма всё более загонялась в узкие рамки безосновательными ярлыками и в конце концов была полностью вытеснена догматическим схематизмом «марксизма-ленинизма», что неизбежно привело не только к упрощению, обеднению и деформации марксизма, но и к стагнации марксистского теоретического мышления вообще [28] Ср. подробное описание деформации марксизма изобретателями «ленинизма» как особой теории и окончательным освящением «марксизма-ленинизма» Сталиным в: Alfred Kosing. „Stalinismus“ — Untersuchung über Ursprung, Wesen und Wirkungen, с. 167 и сл. и 273 и сл. .

Научным социализмом мы называем здесь часть теории марксизма, которая выдвигает экономические, общественно-политические и исторические аргументы в пользу возможности и необходимости замены капитализма более высокой общественной формацией, представляя основы, принципы и тенденции развития общества, возникающего при этом. Эта концепция социализма называется научной, потому что она, в отличие от прежних концепций утопических социалистов и прочих социалистических теорий, больше не противопоставляет в идеалистически-утопической манере реальности капитализма с его противоречиями и «болезнями» выдуманное идеальное общество всеобщей гармонии, которое можно ввести, если удастся убедить всех людей, в особенности правящие классы и власть предержащих, с помощью экономических и моральных аргументов в преимуществах такого общества.