Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

На самом деле ответ отчасти заключается в особенностях американской демократии. Как мы уже видели, Ротшильды первое место отводили операциям с государственными финансами и редко вели коммерцию в какой-либо стране, не ссужая одновременно деньги ее правительству. Однако в США такой способ не срабатывал. Федеральная система означала, что финансовые потребности центрального правительства были строго ограничены, в то время как некоторые отдельные штаты на протяжении всего XIX в. оказывались в числе наименее надежных кредиторов. Вторым и, в конечном счете, более серьезным препятствием стало традиционное для Америки подозрительное отношение к крупным банкам. В своих международных операциях Ротшильды в целом стремились к тому, чтобы обзавестись надежными партнерами на местах; такими партнерами часто становились центральные или государственные банки вроде Английского банка или Банка Франции. В Испании такую роль играл Банк Сан-Фернандо. Однако в Соединенных Штатах учредить такой банк на долгосрочной основе оказалось невозможно с политической точки зрения. Первый Банк Соединенных Штатов (БСШ), основанный Александром Гамильтоном в 1791 г., прекратил свое существование через двадцать лет, когда конгресс, в котором тогда заправляло республиканское большинство, отказался продлить его права на том основании, что это противоречит конституции. Второй БСШ, основанный в 1816 г. с капиталом в 25 млн долларов, стал центром мощной политической кампании против «власти денег» и в последующие годы обвинялся в дефляционном давлении. Хотя банк со штаб-квартирой в Филадельфии выиграл дело, открытое по иску штата Мэриленд, он пал жертвой президента-популиста Эндрю Джексона, усмотревшего неплохие предвыборные перспективы в нападках на «чудовище», которое он отождествлял со своим соперником, Генри Клеем. Так, в 1832 г. Джексон наложил вето на внесенный президентом БСШ Николасом Бидлом законопроект о продлении лицензии банка (за четыре года до истечения срока предыдущей лицензии). Джексон заявил: «Банк пытается убить меня, но я убью его». Несмотря на попытки Бидла вызвать в отместку финансовую панику, верх одержал «Старый Гикори» (прозвище Джексона). В 1836 г. банк лишился государственного статуса, и ему пришлось получать лицензию штата Пенсильвания. Чутье подсказывало Ротшильдам, что дело нужно иметь с БСШ; однако нападки Джексона роковым образом подорвали положение банка. Следует добавить, что американская традиционная подозрительность по отношению к крупным банкам сочеталась с подозрительностью по отношению к иностранным, особенно еврейским, банкирским домам. Стоило Ротшильдам выйти на американскую сцену, как Макнатт, губернатор штата Миссисипи, принялся поносить «барона Ротшильда» за то, что «в его жилах течет кровь Иуды и Шейлока, и он… соединил в себе черты обоих своих соплеменников».

Ротшильды заинтересовались Соединенными Штатами в начале 1830-х гг., когда появилась возможность организовать выплату миллиона фунтов стерлингов, суммы, которую Франция должна была перевести казначейству в Вашингтоне. Этот удачный ход привел к тому, что Ротшильды сменили Бэрингов в роли лондонских агентов федерального правительства. В то же время Натан и Джеймс проявили интерес к американским государственным займам и коммерческому финансированию. Стремительно рос экспорт американских хлопка и табака в Европу; к середине 1830-х гг. Лондонский и Парижский дома Ротшильдов отводили довольно много времени операциям с векселями, возникшими благодаря такой торговле. Они переводили значительные суммы целому ряду американских банков, особенно банку «Дж. Л. и С. И. Джозеф» (J. L. And S. I. Joseph). Во время американского финансового кризиса 1836–1837 гг. этот банк, как и все остальные банки, с которыми вели дела Ротшильды, столкнулся с серьезными трудностями; именно тогда Ротшильдам пришлось подумать о перспективах своего участия в делах США — и, самое главное, о природе своего представительства за океаном.

«Назначение» Огаста Белмонта (сменившего Шёнберга) на роль агента Ротшильдов в Нью-Йорке произошло по чистой случайности. 15-летний Белмонт поступил во Франкфуртский дом учеником и сделал там стремительную карьеру. Каждый день он вставал в 5 утра, чтобы усовершенствовать французский, английский и арифметику. В 1834 г. он в качестве секретаря одного из партнеров посетил Париж, Неаполь и Рим; а в 1837 г. решено было послать его на ту сторону Атлантики. Однако, вопреки сообщению в газете «Альгемайне цайтунг дес юдентумс», Ротшильды явно не собирались сделать Белмонта нью-йоркским агентом банка. Он получил приказ всесторонне оценить тамошний финансовый кризис — «дать нам знать, что происходит, чтобы мы решили, что делать», — и затем проследовать в Гавану. Такой маршрут доказывает, что, с точки зрения Джеймса, главный интерес для семьи представляла Куба. Как он выразился, если не считать существующих обязательств примерно на 100 тысяч ф. ст., «Испания получает оттуда все свои доходы… и это одно из самых выгодных деловых предприятий». Более того, к концу апреля Джеймсу и его племянникам удалось сократить свои обязательства в США всего до 9 тысяч ф. ст., причем этот остаток Джеймс готов был списать. Конечно, возможность учреждения дома Ротшильдов в Нью-Йорке не сбрасывалась со счетов: Джеймс признавал потенциал американского рынка и был убежден, что какие-то операции можно уберечь от «кораблекрушения», вызванного банковским кризисом; но он, судя по всему, считал, что такая задача Белмонту не по силам. Предполагалось, что его поездка будет краткосрочной; более того, не возникало даже вопроса о том, чтобы Белмонт возглавил отделение в Гаване. На самом деле Джеймс хотел другого: чтобы в Америку поехал кто-то из Ротшильдов.

Но кто? Споры в семье высвечивают основную проблему, которой суждено было еще много лет влиять на политику Ротшильдов по отношению к США: туда не хотел ехать никто из них. Доказательством служат тщетные попытки Джеймса убедить племянников взять эту миссию на себя. Энтони, по его словам, «давно намекал, что хотел бы поехать в Америку… и с радостью воспользуется такой возможностью»: «Настоятельно рекомендую ему так и поступить не откладывая. У нас столько интересов в этой стране и в Гаване, что одному из нас следует незамедлительно туда отправиться. Однако я не считаю, что поехать должен ты, милый Ансельм. Пусть лучше поедет Энтони. Я прекрасно понимаю, что такую поездку не назовешь приятной, но делами надо заниматься, а ты, милый Ансельм, поехать не можешь, во-первых, потому, что мой брат Амшель плохо себя чувствует и следующим летом не сможет остаться во Франкфурте с братом Карлом. Последний также хочет поехать на воды… и, в-третьих, ты человек женатый, в то время как Энтони — холостяк, поэтому я не вижу никаких причин, почему бы Энтони не поехать туда вместо тебя. Кроме того, здесь у меня нет никого, кто говорил бы по-английски… По-моему, в Америке можно будет заработать много денег. Американские государственные ценные бумаги, которые можно продать в Лондоне, в Америке можно купить буквально за гроши, так как ни один банкирский дом не пользуется там доверием, и… можно получить весьма неплохую прибыль… Как только ты прибудешь в Америку, отправляй Белмонта вперед себя в Гавану… Короче говоря, милый племянник, призываю тебя очень тщательно все обдумать, но, что бы ты ни решил, главное — приступай к делу безотлагательно».