Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Несмотря на признание в «плохом мнении» о евреях в целом, Теккерей подружился с женой Энтони Луизой и женой Лайонела Шарлоттой после случайной встречи в 1848 г.

В конце 1849 г. Гейне послал ей экземпляр послереволюционного стихотворения, в котором содержится страстное обличение тех сил, которые подавили венгерское восстание. Было хорошо известно, что Ротшильды поддерживали спонсируемую Россией реакцию.

Скорее всего, Джеймс побывал на втором представлении, окончившемся провалом.

Ротшильды ссудили правительству Португалии 88 688 ф. ст. на 4 месяца — на выплату процентов по трехпроцентным облигациям. В качестве залога правительство передало «регентские облигации» по номинальной стоимости в 600 тысяч фунтов. После того как правительство не сумело вернуть 88 688 фунтов, Лондонский дом продал эти облигации, но португальское правительство заявило, что Ротшильды без необходимости тянули с продажей, чтобы собрать больше процентов. Окончательный вердикт (из-за некоторых формальностей) вынесли в пользу португальского правительства.

Что любопытно, Меттерних дал понять: он не возражает против тайного участия Ротшильдов в испанской операции в сотрудничестве с другими банками. Его волновало, что имя «Ротшильд», если его начнут публично ассоциировать с регентством Марии-Кристины, укрепит позиции последней. Предупреждения Бройля, высказанные Джеймсу, трудно примирить с его же речью 8 марта о займе, поддержанном Францией, направленном на то, чтобы встроить Испанию «в финансовую систему Европы, которая в данный момент образует нечто вроде республики, нечто вроде федерации, члены которой солидарны друг с другом и в определенной мере взаимно поддерживают друг друга». Когда его попросили объяснить, в чем конкретно будет выражаться поддержка Франции, он тут же изменил свое мнение.

По мнению Вильерса, Мендисабаль надеялся на «прилив щедрости» со стороны «Левиафана» (то есть Натана). Дипломатическая переписка доказывает, как мало контактов было в то время между Ротшильдами и Палмерстоном.

Лайонел — Энтони и Нату, 22 июля: «Здесь все смеются над их нерешительностью и непониманием, за кого они хотят выступить. Почему они не вмешаются как следует и не пошлют 50 тысяч человек; они окончили бы войну в три месяца, или почему они не предлагают послать каких-нибудь французских генералов? <���…> Отвратительно наблюдать, как две такие державы, как Англия и Франция, боятся деспотического правительства». Лайонел имел в виду Меттерниха. Джеймс из Парижа — племянникам в Лондон, 11 сентября; он же — тем же, 25 декабря. Палмерстон выдвигал те же доводы, высказываясь против гарантированного займа вроде предложенного Вильерсом: «Люди скажут: если сторонникам королевы больше всего нужны деньги, заем поможет им встать на ноги, но Ротшильды не станут поддерживать военное искусство, боевой дух, ясность цели и здравый смысл, а без всего этого займы обогатят лишь еще нескольких генералов».

Из-за того что Банк Франции не имел права ссужать деньги напрямую, операцию необходимо было провести через посредников: Бэринг вначале выписал синдикату, в который входили Оттингер, Делессер, д’Эйхталь, а также Перье и д’Аргу, векселя на 48 млн франков на срок в три месяца и только потом предоставил банку необходимые средства.

«На троне Давида, когда его восстановят, будет сидеть финансовая династия, которую признают все европейцы и которой вся Европа подчиняется…»

«Он вполне серьезно говорил со мной о возвращении евреев на их родину… Страна, сказал он, обладает широкими природными возможностями; ей недостает лишь рабочих рук и защиты для рабочих; права на землю можно купить у Турции: деньги будут — помогут Ротшильды и все ведущие евреи-капиталисты; турецкая империя разваливается… за деньги турецкое правительство сделает что угодно».

За это замечание я благодарен профессору Дэвиду Лэндису.

Что характерно, построенной тогда больницей Майера де Ротшильда управляли исключительно Ротшильды; она функционировала под наблюдением сына Джеймса, Густава.

Конечно, первые псевдонаучные расистские определения «еврейской сущности» были придуманы антисемитами для того, чтобы обвинять евреев в измене или поднимать вопрос «смешанных браков». Из-за того что Ротшильды сохраняли приверженность иудаизму, на них нападали и более традиционными способами.

В силу своей косности представители австрийской власти отказались снести городские стены, чтобы облегчить сообщение между центром Вены и пригородами.

Как и в Англии, первые французские железные дороги в первую очередь были предназначены для доставки угля из угледобывающих районов; линия Сент-Этьен, построенная в начале 1830-х гг., была аналогом линии Стоктон — Дарлингтон, сооруженной на десять лет раньше. Но отсчет развития настоящей системы железных дорог — не только грузовых, но и пассажирских перевозок на паровой, а не на конной тяге — следует вести от строительства линии Париж — Сен-Жермен.

Прокладка линии «Правого берега» обошлась в 16,8 млн франков по сравнению с заложенной в проекте ценой в 11 млн, хотя она была значительно дешевле, чем линия «Левого берега».

Хотя кажется маловероятным, что данный памфлет вышел с согласия Ротшильдов, позже Ансельм утверждал, что «вульгарное оскорбление», направленное на Джеймса, «исходило изначально от одного презренного типа, которому наш Парижский дом вполне справедливо отказал в займе».

В основном Дернвель по-прежнему обвинял Джеймса в том, что тот подкупал политиков и прессу, чтобы получить концессию на строительство Северной железной дороги, и позволил себе более общую критику, связанную с финансированием железнодорожного строительства.

Естественно, их мать расценила то, что они выжили, «счастливым случаем» и благодарила Провидение. Согласно одному отчету, однако, Эвелина и ее нерожденный сын погибли в результате еще одной железнодорожной катастрофы, которая случилась два года спустя.

Общая протяженность построенных линий и цифры капиталовложений показывают, что самого низкого уровня экономика достигла лишь в 1851 г., через четыре года после финансового кризиса; используя уместную метафору, можно сказать, что произошел эффект «сорвавшегося поезда».

Когда Нат увидел Адольфа после революции, он нашел его «совершенно другим человеком, более положительного мужчину я не встречал — он не курит, не развратничает, не танцует».