Вагиф Гусейнов - От Ельцина к...?: Хроника тайной борьбы. Книга 1

«Иди, иди, папочка, ты это можешь», — сказала она.

Музыканты начали исполнять популярную мелодию, и Ельцин еще больше развернулся, пытаясь изобразить что-то вроде «змеи». Наина начала припрыгивать вокруг, в тактичном отдалении от него. Но шеф никогда не умел танцевать, и никто из окружавших не надеялся на чудеса. Они только молились за то, чтобы кандидат в президенты не упал замертво на глазах ошеломленной аудитории.

После танца Татьяна бросилась целовать Ельцина. Она кричала: «Ты просто великий, папочка. Ты такой удивительный! Что за подвиг!»

Коржаков, по его словам, спросил Татьяну: «Что вы делаете со своим отцом?!» — «Саша, ты не должен придираться», — ответила она.

«Именно тогда я понял, — пишет А. Коржаков, что Татьяна — девушка-простушка, чья роль — передать идеи других людей. Ельцину и посылать ему напоминания о себе — в духе все того же детского послания: Ты великолепен, папа! Держись!»

В 1998 году, уже будучи депутатом Государственной думы, А. Коржаков разоткровенничался на пресс-конференции: «Весной 1996 года я предложил перенести выборы на два года. Причем не просто так, я знал подлинное состояние здоровья Ельцина, я советовался и с членами Совета Федерации, и с оппозицией, и с коммунистами. И все были «за», лишь бы только президент дал на это отмашку, а дальше работа пойдет.

— И что бы мы в результате получили?

— Представьте себе, если бы мы перенесли выборы на два года, кто бы сегодня стал выбирать Ельцина? Я думаю, такого сумасшедшего вы не найдете в стране. То есть совершенно другая политическая ситуация была бы.

— Ну уж…

— Да, может быть, мы бы пришли за два года правления с ним к такому же кризису. Но у нас было бы больше вариантов выхода из него. Но вся пресса тогда навалилась на меня, что я преступник, готовлю государственный переворот. И Ельцин кричал: не лезь в политику. И кто оказался прав? Ведь он фактически дискредитировал президентскую власть. Чем он дольше правит, тем больше очков набирает коммунистическая оппозиция, тем больше набирают жириновцы и другие».

В 1998 году многие средства массовой информации начали смело предполагать, что президентская гонка 1996 года основательно подорвала и без того слабое здоровье Бориса Николаевича.

В том, что оно было слабым, когда Ельцина избирали президентом, убеждала своих читателей и московская газета «Время» (15 октября 1998 г.) свидетельствами своего обозревателя Татьяны Малкиной. Публикация появилась в связи с «Итогами» известного телекомментатора Е. Киселева, в которых он рассказал и показал, как президент Ельцин споткнулся и чуть не упал в аэропорту в Ташкенте, куда прибыл с рабочим визитом. По Киселеву, у россиян — больной и некомпетентный президент.

Публицист «Времени» откликнулась на этот сюжет следующим образом: «Всем пишущим о президенте журналистам, включая коллег из телекомпании НТВ, доподлинно известно, что, скажем, летом 1996 года Борис Ельцин был ничуть не здоровее, чем сейчас. Признаться, иногда нам казалось, что он вот-вот умрет, ну прямо у нас на руках. Хотя донос и не принято сочетать с исповедью, скажу честно — вы не можете себе представить, сколько нелепых, ужасных и опасных выступлений и выходок Ельцина довелось наблюдать тем, кто проехал с ним всю Россию в ходе предвыборной кампании. Мы так никогда о них и не написали. Хотите верьте, хотите нет — исключительно из страха перед коммунистическим реваншем. На НТВ тогда лежала особая ответственность — миллионы доверчивых зрителей. И НТВ не подкачало — Ельцин в исполнении Независимого телевидения был бодр, свеж, румян, голосист. Репортажи безбожно монтировались. Кто знает, не будь Евгения Киселева, удалось бы Борису Николаевичу опять стать президентом или нет. Одним словом, это был заговор российских журналистов против Геннадия Зюганова. Для одних этот заговор был добровольным гражданским выбором, для других — вопросом политической стратегии и экономической целесообразности».

Однако вернемся в 1996 год. 9 августа. Кремль. Инаугурация — церемония вступления президента в должность. По некоторым обстоятельствам, и не столько по погодным, она прошла в щадящем режиме, заняв по времени всего 25 минут. Завершилось торжество тридцатью артиллерийскими залпами. Если бы не звучавшая в тот момент в зале в исполнении хора и оркестра ода Глинки «Славься», праздничный салют можно было бы принять за канонаду, докатившуюся до Кремля из Грозного.

«Лучше бы орудия, салютовавшие президенту, помогли нашим в Грозном», — под такой «шапкой» вышла назавтра одна из популярных московских газет, назвав действо в Кремле «торжественным празднованием дней национального позора». Телетрансляция произвела тягостное впечатление: невыносимо было смотреть, как смертельно больной президент, который не мог произнести ни слова, кроме присяги, состоявшей из 33 слов, с большим трудом считывал их с «телетекста», запрятанного в клумбу. Казалось, что из-за кулис за ним наблюдают со скрещенными пальцами и заклинанием: «Только не упади!»

На приеме, который состоялся после торжества, Борис Николаевич смог произнести единственный тост: «За молодую и вечно изменяющуюся Россию».

Консилиум врачебный — выводы политические. Известие о болезни президента, проведенном консилиуме вызвали вал сообщений, слухов, гаданий, размышлений, вариантов о возможных результатах и последствиях от самых позитивных до весьма мрачных. Несмотря на стыдливые оговорки о необходимости соблюдать этические нормы и правила, о том, что рассуждения аморальны, мысли запретны, главные вопросы, занимавшие умы политиков, политологов, журналистов, общественность — о вариантах политических решений в связи с возможной «стойкой неспособностью президента исполнять свои обязанности», о стабильности власти, ее будущем, претендентах и шансах в состязании за «кремлевский приз».

Комментарии официальных источников были, как всегда, противоречивы и неоднозначны, но из потока информаций все же можно было выделить некоторые значимые составляющие происшедшего.

Сообщения о болезни руководителя государства в сравнении с информацией о болезни прошлых вождей приобрели небывалую открытость, но из советской эпохи сохранилось стремление читать «между строк», выделять неточности, недоговоренности, умолчания.

Тревогу не только российского, но и мирового сообщества вызывали сообщения о самочувствии президента. Весьма краткие появления лидера на экранах телевизоров с несколькими фразами не развеивали некоторых сомнений. Комментарии к сообщениям официальных и зарубежных деятелей от медицины, политики, журналистов вызывали ряд вопросов. И самый главный среди них: чем на самом деле страдает президент?