Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

Разобрав экономическое и социальное положение Чехии в предгуситский период, мы видим, что прав Желивский, говоря о зловонном море, где большая рыба заглатывает малую — богач пожирает бедняка. Все более углубляющиеся классовые противоречия вели к революционному взрыву. Кризис феодального общественного порядка распространялся не только на класс эксплуатируемых, но и на класс эксплуататоров. Усиление классовых противоречий во всех слоях общества вылилось в гуситское революционное движение — самый грандиозный из бывших до того времени классовых боев эпохи феодализма. «Основной закон революции, подтвержденный всеми революциями и в частности всеми тремя русскими революциями в XX веке, состоит вот в чем: для революции недостаточно, чтобы эксплуатируемые и угнетенные массы сознали невозможность жить по-старому и потребовали изменения; для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому. Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без общенационального (и эксплуатируемых и эксплуататоров затрагивающего) кризиса» [47] В. И. Ленин, Детская болезнь «левизны» в коммунизме, Соч., т. 31, стр. 65. . Экономическое и социальное положение предгуситской Чехии является еще одним подтверждением этого закона. Общенациональный кризис, захвативший и эксплуатируемых и эксплуататоров, подготовил в Чехии почву для гуситского революционного движения, которое потрясло старый общественный строй гораздо сильнее, чем другие антифеодальные революционные восстания. Следует отметить, что во всех классовых столкновениях имелась одна общая особенность — все они были направлены против крупнейшего феодала — церкви. Поэтому в начале движения создалась широкая гуситская коалиция, к которой принадлежали не только крестьянство, городская беднота, бюргеры и низшее дворянство, но и часть панства, мечтавшего захватить церковные имения. Однако вскоре эта широкая коалиция классов распалась в зависимости от классовых интересов на три определенных лагеря. Реакционный феодальный блок опирался на высшее духовенство, богатые монастыри, на немецкий патрициат и богатое панство. Революционные силы нашли поддержку В наиболее угнетенных слоях — у городской и деревенской бедноты. Бюргерство и низшее дворянство, классовые интересы которых были близки, стали на путь борьбы, однако, не очень решительной.

Политика бюргерской оппозиции (я понимаю под этим термином союз низшего дворянства и бюргерства) была политикой компромисса, поскольку бюргерская оппозиция считала своим врагом не только лагерь реакции, но и весь эксплуатируемый народ. Противоречие классовых интересов не могло не отразиться и на идеологии.

Идеология католической церкви как идеология феодального общества. — Ереси как религиозная форма борьбы с феодализмом. — Проповедь Конрада Вальдгаузера, Яна Милича из Кромержижа, Матвея из Янова и трактаты Томаша Штитного как выражение кризиса чешского общества. — Жизнь, деятельность и революционное наследие магистра Яна Гуса. — Католическая догматика как идеология реакционного лагеря — церковной иерархии, панства и немецкого патрициата. — Хилиазм — идеология бедноты. — Четыре пражские статьи как выражение классовых интересов бюргерской оппозиции. — Расслоение внутри гуситского революционного движения.

Чтобы понять идеологию гуситских священников и мыслителей, следует ясно представить себе те функции, которые выполняла церковь в средние века. Идеология католической церкви служила мощным орудием защиты всего феодального строя. Мы уже указывали, что церковное учение «о тех, кто молится, кто властвует и кто работает», соответствовало классовым интересам феодалов.

Постепенно приобретая земельные владения, церковь в Чехии превратилась в самого богатого феодала. Могущество церкви объясняется не только тем, что ей принадлежала земля и живущие на ней крепостные, — церковь постепенно стала господствовать и над мыслями людей. Следует помнить, что образование фактически оставалось монополией духовенства. Университет был в руках теологов, а научная деятельность, если вообще можно о ней говорить, не шла дальше разбора и толкования «Священного писания».

Церковь, кафедра проповедника были единственным местом, где теория могла прийти в соприкосновение с повседневной жизнью. При создании политических концепций или выработке правовых норм опирались на авторитет церкви и на «Священное писание», которое рассматривалось как неисчерпаемый кладезь премудрости. Священник — ученый, священник — писатель, священник — судья и, наконец, священник — политик и феодал — так практически проявлялось владычество церкви над верующими. Если прибавить к этому злоупотребления исповедью, спекуляцию на «чудесах», торговлю индульгенциями и «заступничеством перед богом», угрозы адских мук, отлучения, проклятия, интердикт, — станет ясно, почему борьба против феодализма неизбежно должна была принять форму религиозной борьбы. «Ясно, что при этих условиях все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все социальные и политические революционные доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости» [48] Ф. Энгельс, Крестьянская война в Германии, Госполитиздат, М., 1952, стр. 34. .

Только рассматривая средневековые ереси с поверхностной, идеалистической точки зрения, можно считать их простым отклонением от церковной догматики. В действительности для простого человека, это был наилучший способ выразить свой протест против эксплуатации; он бросал своего духовного пастыря, отказывался верить тому, что ему проповедовали в церкви, и шел на призыв странствующих проповедников, обещавших иным путем освободить людей от «юдоли слез», чем тот, который указывала церковь, призывавшая к покорности и к отречению от всего земного.

Мы уже говорили о том остром кризисе, который переживало в предгуситский период низшее духовенство, все более нищавшее и вынужденное искать источник существования помимо церковных доходов. Именно это-то низшее духовенство лучше, чем кто-либо другой, могло сравнить «церковь христову», о которой говорится в «Священном писании», церковь бедных и смиренных братьев, с современной им церковью, церковью богатых и безнравственных священнослужителей, которых они встречали на каждом шагу. Действительно, эти священники, вышедшие из народной среды и живущие среди народа, были самим ходом вещей предназначены к тому, чтобы восприять гуситскую ересь и в ней выразить свой протест, протест всего народа против феодального бесправия.