Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

Имущество крепостных принадлежало церковным и светским феодалам. Крестьянин пользовался этим имуществом только с соизволения феодала. Владение крестьянина было наследственным, если оно было записано на основе так называемого закупного (немецкого) права, или пожизненно, если было записано на основе так называемого чешского права. В. И. Ленин в своем определении феодализма отмечал, что одной из характерных черт этого строя является внеэкономическое принуждение. Казалось, что крепостной действительно работает на своей земле, однако он принужден был часть своего труда отдавать феодалу, владельцу этой земли, у которого всегда наготове было достаточно надсмотрщиков и слуг, чтобы заставить нерадивого крепостного выполнять его «обязанности». Обычно земля была обременена как денежным, так и натуральным чиншем. Ежегодно ко дню св. Георгия и св. Гавла крепостные обязаны были платить владельцу замка или монастырю определенную сумму и обеспечивать феодала продуктами (яйцами, птицей, зерном и т. д.). Кроме того, крепостной обязан был несколько дней в неделю нести на городской земле пешую или конную барщину.

Даже Халоупецкий вынужден был признать, что «в конце XIV века были случаи, когда барщина, которой был обязан крестьянин, доходила до пяти дней в неделю» [29] Václav Chaloupecký, Selská otázka v husitství, str. 14. . Само собой разумеется, что вся тяжесть барщины падала прежде всего на бедняков, не имевших ни рабочего скота, ни поденщиков, которых можно было бы послать на барщину вместо себя. Мелким и безземельным крестьянам приходилось самим идти работать на поле феодала, оставляя свои крошечные участки необработанными.

К этим обычным повинностям, которые сами по себе были уже достаточно тяжелы для крепостных, прибавлялась еще так называемая «помощь» («помощью» назывались чрезвычайные повинности). Положение крестьян прекрасно характеризует пословица: «Крепостной, что верба, чем чаще ее обрубать, тем гуще она будет ветвиться» [30] Tomáš Štítný, Knížky šesterý, str. 153. . И феодалы «обрубали» нищую бедноту, как могли. Понятно, что при расточительности феодалов им всегда недоставало денег, и панские сундуки вечно были пусты. Это побуждало феодалов прибегать ко все новым и новым поборам. Налоги, которые в конце XIV века все чаще и чаще требовали от феодалов, немедленно перекладывались ими на плечи крепостных.

Так сатира того времени откликнулась на ухудшение положения крепостных. Было время, когда взимание податей было только предлогом для того, чтобы, как говорит Штитный, паны «могли использовать своих людей». Мы видели, что податное бремя неуклонно росло также в результате финансовой политики папской курии. Крепостные своим трудом кормили не только прелатов, каноников и жирных чешских монахов — они оплачивали роскошь папского двора.

Как уже говорилось, экономическое угнетение усугублялось правовым и политическим. Уже отмечалось, что крепостной держал землю только с соизволения господина. Правда, формально, согласно феодальному праву, владение крепостного было наследственным. Фактически же феодал всегда имел возможность согнать крестьянина с земли и поступить с его имуществом по своему усмотрению. Что подобные факты не были редкостью, свидетельствует сатира, бичующая действия панов:

Но даже если крепостной владел своим хозяйством на праве наследования, его право собственности было ограничено. Согласно праву на выморочное имущество, хозяйство крепостного, не оставившего прямых наследников, переходило в руки господина, который мог распоряжаться им по своему усмотрению. В предгусигский период поднялась волна протеста против права феодала на выморочное имущество, которая захватила не только вождей реформаторского направления (например, Гус пишет целый трактат, в котором доказывает аморальность этого права), но и некоторых представителей высшего духовенства (выступление архиепископа Яна из Енштейна и трактат Кунеша из Тржебовле). Кроме того, некоторые феодалы почувствовали, что было бы неблагоразумно рассчитывать дольше на бесконечное терпение крестьянства. Вот почему пражский архиепископ и присоединил свой голос к голосу реформаторов, требовавших ликвидации права феодалов на выморочное имущество. Феодалы при этом хотели убить двух зайцев: убедить крепостных, что им оказывают благодеяние, что повинности их, таким образом, резко снижены, и одновременно пополнить карманы, заставив крестьян выкупать право феодала на выморочное имущество. Крепостные должны были дорого заплатить за ликвидацию этого права. Право на выморочное имущество в церковных (например, во владениях пражского архиепископа), а также в светских владениях было действительно уничтожено, но этот дар данайцев не мог удовлетворить крестьян и задержать развитие революционного движения. Во владениях Рожемберков в южной Чехии ликвидация права на выморочное имущество была начата только в 1418 году, когда революционный пожар уже охватывал одну деревню за другой. Что же касается владений Златокорунского монастыря, то здесь, так же как и во многих других церковных владениях, это право вообще не было ликвидировано.

В правовом отношении крепостной также был отдан на милость, вернее, на произвол феодалов, — он был подсуден только панскому суду. Феодалы превратили правосудие в орудие выкачивания новых средств. «Еще раз напоминаю тебе, — писал Гус одному судье, — что когда ты судишь, то не требуй денег за каждое слово, как это делают многие, присуждая бедняков за каждое попросту сказанное слово к штрафу или к смертной казни… К сожалению, иные радуются тому, что их крепостные допускают проступки; они радуются драке, как доктор — ране, как священник — смерти: пан получит штраф, доктор— за лечение раны, а священник — за исполнение требы» [33] M. Jan Hus, O brání odúmrti, str. 195–196. . Каждый проступок крестьянина служил для панских судей предлогом для взыскания с него денег. Не лучше, чем феодалы, вели себя в деревне их слуги, набивавшие свои карманы за счет крестьян. В сатире «Конюх и ученик» конюх, в бедственном положении которого ученик говорит с таким сожалением, хвастливо заявляет, что он живет хорошо:

Можешь этому поверить,

Мужики меня боятся.

Стоит с ними повстречаться,

Подойти лишь стоит близко,