Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

Условный Запад сохранил приверженность к экспортной модели неолиберализма, в чем и состояла стратегия Трампа 2016—2019 гг. Факт этот, наряду с постепенным сдвигом в ряде центров полупериферии прошлой эпохи к неомеркантилизму, обострил противоречия между государствами: новыми промышленными центрами и старыми лидерами капитализма. Завершив очередную повышательную волну развития, капитализм словно бы вернулся к уже известному конфликту между старыми и новыми индустриальными государствами. Это случилось на новом витке развития, которое обеспечит расширение центра мировой системы в эпоху повышательной волны. Этому, вероятно, поможет девальвация фунта, евро и доллара, что может случиться на финальной стадии мирового кризиса, когда его последняя волна будет завершена и новые центры уверенно начнут выходить на новый экономический подъем. Возможно, его первоначальная энергетическая база останется углеводородной, что даст преимущества новым центрам на старте новой волны. Сам же капитализм никуда не исчезнет, не сменится «новой формацией», а продолжит движение к историческому пределу.

В 2020—2045 годы индустриальные технологии будут стремительно развиваться. Транспорт и иные коммуникации охватят огромные новые пространства, обеспечив более тесную связь территорий в Евразии, Африки и других континентов. Транспортные средства постепенно почти все перейдут на автоматическое управление. Распространение, вероятно, получат гибридные дирижабли и другие новейшие воздушные средства, улучшится общественный транспорт. Технология 3D-печати получит широкое распространение, что и в бытовом плане изменит жизнь людей, ограничив их потребность в покупке части предметов. Прогресс информационных технологий в 1970—2020 гг. обеспечит базу новых отраслей и модернизации традиционных. Масштабы хозяйственного развития и момент его старта будут зависеть от времени перехода тех или иных регионов планеты к новой политике. В ряде стран этот процесс может задержаться, но он должен будет начаться, пусть даже этому будет предшествовать жестокая политическая борьба. В целом же в мировом масштабе индустрия поднимется на более высокий уровень автоматизации. Спрос на низкоквалифицированную рабочую силу уменьшится, а потребность в технически грамотном работнике возрастет, что потребует изменения системы среднего и высшего обучения. Ренессанс робототехники времен большого кризиса перейдет в ее фронтальное наступление, которое будет лишь отчасти сдерживаться до некоторых пор дороговизной энергии.

Развитие не будет бескризисным. Однако новый большой экономический кризис придет, вероятно, примерно через два с половиной десятилетия быстрого роста. Он будет связан с недостатком потребительского спроса в условиях произошедшего перевооружения производства и сокращения спроса на рабочую силу, а также недостаточностью мер властей по созданию дополнительных рабочих мест. То будет кризис «второго издания» кейнсианства с явными признаками смертельного кризиса многих зон рыночной экономики. К этому моменту в энергетике произойдет невиданный прорыв, что поставит вопрос о другой организации не только экономического управления, но и всего общества. Корпоративный капитализм и его коммерческие структуры в результате могут столкнуться с невиданной прежде оппозицией, а также и атакой. Призрак коммунизма примет натуральные черты. Как все это повлияет на судьбу капитализма, речь пойдет в финальной части книги, так как, не коснувшись революций буржуазной формационной эпохи, невозможно ответить на вопрос об условиях, форме и моменте ее завершения.

Краткое обобщение. Новый большой кризис начался в 2008 г.; борьба с его проявлениями привела к затягиванию трансформации капитализма, как это было и в 1970-е гг., но в результате второй волны кризиса 2013—2016 гг. поворот наступил; кризис обострил противоречия между старыми центрами капитализма и новыми монополистическими экономиками, где господствовал производственный капитал; конфликт выразил исчерпание возможностей глобализации и необходимость новой экономической практики, в которой интересы национального рынка стояли бы на первом месте — неолиберализм начал уступать место неомеркантилизму с его протекционизмом и усилением государства.

(134-148 стр. в бумажной версии книги)

В 2017 году в реставрационной России вспомнили о столетнем юбилее Революции. Власти не устраивали торжеств, но в обществе активизировалась дискуссия о том, что же это было? Официальная версия событий была проста: заговорщики сбили страну с пути накануне победы в войне и на пике развития (в очередной раз вспоминались экономические успехи 1913 г.), но оказались способны грубыми мерами обеспечить ее развитие, удерживая контроль лишь временно, чтобы в 1991 г. все не вернулось к прежнему, естественному состоянию дел. Якобы искусственный эксперимент над страной завершился, рынок победил план, культурная традиция взяла верх над «коммунистической химерой». Но в споре с оппонентами приверженцы такого понимания истории выглядели крайне слабо. Они явно находились в конфликте с фактами, одним из которых было участие народных масс в революции.

Великая русская революция не менее реальный факт творимой народными массами истории, чем Великая французская революция. Они заслужили свое «великая» глубиной и широтой перемен, коснувшихся многих стран. Однако Русская революция должна была, по мнению коммунистических лидеров, совершить нечто большее. Она должна была закончить историю капитализма. Это как минимум должно было произойти в странах с индустриальной экономикой, что дало бы пример более отсталым областям мира и потянуло их за собой. То не были представления одних лишь русских большевиков. В 1882 году Фридрих Энгельс так описывал Карлу Каутскому ситуацию после пролетарской революции: «У нас будет довольно работы у себя дома. Раз только реорганизована Европа и Северная Америка, это даст такую колоссальную силу и такой пример, что полуцивилизованные страны сами собой потянутся за нами; об этом позаботятся одни уже экономические потребности». Энгельс продолжает: «Одно лишь несомненно: победоносный пролетариат не может никакому чужому народу навязывать никакого осчастливления, не подрывая этим своей собственной победы» [95] Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9 т. Т. 6. М. : Политическая литература, 1987. С. 498—499. . В реальности революция в России не только дала пример угнетенным отсталых территорий, но должна была навязывать прогресс. В этом состояла и роль Французской революции, хотя ее никто никогда, кажется, не называл социалистической или пролетарской.