Сергей Власов - Константин Великий

Христианству еще предстоит понять, как глубоко оно заблуждается вот уже много веков. Способ отринуть это заблуждение ему подсказал Константин в Никее в 325 году.

Второй храм — во имя Рождества Христова — Елена построила в Вифлееме, в десяти километрах к югу от Иерусалима. В переводе с еврейского Вифлеем означает «дом хлеба». В Библии сказано, что именно здесь за тысячу лет до рождения Христа был помазан на царство Давид..

«Пошел… Иосиф… из города Назарета… в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою… И родила Сына Своего первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице…» (Лука, 2: 4–7).

В 135 году император Адриан, приверженец языческих богов, построил на месте рождения Христа храм Адониса — римского бога любви. Так он хотел стереть даже память о христианстве как о еврейской секте. Но добился обратного. Вместо задуманного осквернения места Адриан как бы специально сохранил его на два века — до приезда Елены.

Когда по приказу Елены храм Адониса был разобран, место Рождества предстало в нетронутом виде. Над ним Елена возвела великолепную церковь, богато украшенную мозаиками, фресками, изделиями из золота, серебра, драгоценными покрывалами. Всю эту роскошь приказал привезти в Вифлеем из своего дворца Константин. Он очень хотел, чтобы этот храм стал памятником благочестия его матери.

Но и этот священный храм не сохранился в том виде, в каком его построила царица Елена. В 529 году он был сожжен самаритянами, восставшими против византийского правительства. Император Юстиниан отстроил церковь заново, и она чудом сохранилась — единственная из всех! — во время персидского нашествия 614 года.

Тогда в Святой земле были сравнены с землей все христианские церкви. Вандалов остановила от разрушения Храма Рождества мозаика на его стене, изображающая пришедших на поклон к Младенцу волхвов — в персидских одеждах.

В начале XVIII века Папа Римский распорядился изготовить серебряную 14-конечную звезду и обозначить ею точное место рождения Христа. Звезда покоится на плите розового мрамора. Над ней висят 14 лампадок — по числу остановок, сделанных Христом, несшим свой Крест на Голгофу.

Создание Константином и его матерью царицей Еленой на Святой земле двух великих православных храмов явилось переломным моментом в истории религии. Они явно ускорили процесс вытеснения христианством язычества. Две святыни стали центрами массового паломничества.

Но язычество не спешило отступать, и Константин — поначалу — не торопил его уход. Своему великому эдикту 313 года о веротерпимости он был верен два десятилетия, а потом… Увы, бремя абсолютной власти изменило его характер. Ему было уже за шестьдесят, он стал раздражителен. И с годами все чаще отвечал приступами гнева тем, кто осмеливался затевать с ним спор…

Когда-то, лет двадцать назад, он позволил торжествовать своему критику, священнику Донату. Многие втайне усмехались: поражение императора! А может, это было не поражение, а его большая победа? В том смысле, что тогда он умел побеждать собственное тщеславие. Впрочем, то было давно. Слух начинающего владыки тогда еще не был глух к «критике снизу»… Теперь же он взлетел на высоту небесную, он был богом.

Увы, он был человеком.

И хотя отношусь я к своему герою с благоговением, не могу не сказать о его поступках, по-моему, весьма далеких от мудрости.

Сделав себя верховным понтификом, Константин стал вмешиваться в сугубо внутренние дела Церкви. И решал он их иногда по-солдатски лихо. Объявились, например, некие новациане. Они считали, что нельзя принимать в церковь тех, кто совершил какой-либо тяжкий грех, скажем, прелюбодеяние. Церковь эту идею отвергла и тут же объявила новациан «нечестивыми еретиками, вредной сектой».

И Константин как верховный понтифик поспешил их (а заодно и всех прочих христиан-еретиков: павлиан, валентиниан и прочих) заклеймить в своем императорском указе. Август учит верующих, как верить правильно:

«О вы, враги Истины!.. Вы заграждаете свет верующим. Для описания злых ваших действий мало у меня времени… Ваши нелепости так многосложны, что от них надобно заграждать слух, дабы раскрытие их не запятнало истинной и чистой доблести нашей веры… Что же, терпеть далее такое зло? Почему не исторгнуть столь великого зла в самом корне?..»

И Константин исторгает по-царски:

«Мы повелеваем законом, чтобы впредь никто из вас не смел делать собраний. И все ваши дома, в которых вы устраиваете свои заседания, приказываю разрушить (выделено мной. — С. В.), чтобы не было скопищ вашего суеверного безумия. Лучше сделают те, которые обратятся к правой и чистой вере и через то в состоянии будут достигнуть Истины… Быть по сему».

Разве тон его указа не напоминает эдикт Диоклетиана тридцатилетней давности о начале гонений на христиан?

Придворный историк Евсевий пишет о неизменной, божественной мудрости Константина. Конечно, Евсевий мне друг, но — истина дороже! Да, он пишет о гонениях, которые устраивал Константин и на «неправильных» христиан, и на язычников. Но как пишет!

Признаюсь, читать его без усмешки порою трудно: писано так, словно летописец сидит у подножия царского трона, а на его плече — багряный сапог василевса, то бишь императора Константина. И что ни совершит он, Божественный, все — во благо отечества и народа.

Например, разрушил император языческий храм Артемиды в городе Гелиополе. Евсевий поет оду: вот доблестное деяние василевса.

Повелел император разрушить до основания храм Асклепия в Эгине. Евсевий уверяет: сей подвиг помогла Константину совершить сила самого Спасителя.

Но — подвиг ли это? Так и хочется из сегодняшнего далека погрозить василевсу пальцем и спросить: где же Ваша веротерпимость, где Ваша толерантность, доминус?

Нет, не ответит уже…

Вспомним вещие слова Константина, сказанные за двадцать лет до этого: «Каждый имеет право на заблуждение». Как сильно изменили его годы верховной власти. Будто два разных человека. Впрочем, упрекать легче, нежели попытаться понять. Попробуем понять.

Константин спас христианство, нет — он возвел его на трон. И, конечно, ждал, что оно отплатит ему той же монетой. А что ему надо — владыке земель, на коих живет четверть населения планеты? Единства, единения, единомыслия. А тут эти еретики со своими бесконечными спорами.

Он перестраивает мироздание, перестраивает подвластную ему Ойкумену, он двигает тектонические плиты, а тут какие-то новациане со своими духовными поисками. Недосуг ему разбираться в таких мелочах. И если они мешают строить великую и новую Империю, то — прочь с дороги. И быть по сему. Подход самодержца.