Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

А между тем, благодаря слабости центральной власти, в провинциях между знатью воскресают старые феодальные обычаи и привычки. Дворяне начинают вести войны друг с другом за земли, сын соединяется с гугенотами, чтобы отнять замок у отца [495] Imberdis A. Histoire des guerres religieuses en Auvergne… P. 72. , а какой-нибудь владетель замка набирает шайку и идет мстить соседу за старое оскорбление [496] Monlezun Histoire de la Gascogne depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. T. I–VII. Auch, 1846–1850. T. V. P. 390. .

Таким образом материал для борьбы был готов, политические тенденции стали мало-помалу обнаруживаться и в среде знати, и в среде городов. Недоставало лишь повода, чтобы общее неудовольствие, соединенное со стремлением восстановить старый порядок, высказалось вполне откровенно, ясно формулировало свои требования, недоставало лишь такого события, которые бы определило своим действием, какой из двух элементов, знать или города, возьмет перевес…

Такой повод дала сама власть, произведя знаменитую резню 24 августа.

Мы видели, каким характером, по мнению гугенотов, отличались действия власти; посмотрим теперь на последствия, которые вытекли из них, рассмотрим те изменения, которые произошли в среде партии в распределении ее элементов, как и в воззрениях ее членов на власть.

За три дня до парижской резни, 21 августа 1572 г., в Париже, около площади Мобер ( Maubert ), произошла драка кальвинистов-дворян с сержантами города. То было весьма обыкновенным в те времена явлением. Дворяне затеяли дуэль, — сержанты вмешались с целью помешать ее совершению. В свалке, происшедшей по этому поводу, один из участников, известный историк Д’Обинье, ранил сержанта и вынужден был бежать из Парижа. Он ушел вглубь Франции. То было время, когда, несмотря на ежедневные почти приказы властей, запрещающие всякие собрания и ношение оружия, путешественник повсюду мог встретить бродячие толпы вооруженных всадников. Насилие приходилось отражать насилием, и защищать себя нужно было собственными своими силами. Д’Обинье собрал подобную же шайку человек в 80. То были все храбрые воины, ветераны прежних войн, люди, считавшиеся храбрейшими солдатами французской армии. С ними предпринял Д’Обинье бесцельное шатание по Франции. На дороге дошло до них известие о страшной парижской резне. Мгновенно изменилось их настроение. Ужас охватил их, и каждую минуту они ждали смерти. Везде виднелись им опасности. И вот, когда они были близ Орлеана, кто-то крикнул: «Вот они!» (« Les voici! ») Достаточно было этих слов. Храбрейшие и смелейшие ( hasardeux ) воины разбежались, как «стадо баранов» [497] Весь этот рассказ находится в мемуарах Д’Обинье: «Que l’haleine leur faillit plustot que la peur». Cм.: Mémoires de Théodore Agrippa d’Aubigné, publiés pour la première fois d’après le manuscrit de la bibliothèque du Louvre, suivis de fragments de l’Histoire universelle de d’Aubigné et de pièces inédites / Ed. L. Lalanne. P., 1889. P. 23. .

Таково было первое впечатление, произведенное на гугенотов резнею. Но то был не единственный пример. На всем пространстве, занимаемом Франциею, везде, куда доходило известие о резне и где были гугеноты, подобный же страх овладевал ими. Большинство искало спасения в бегстве, а бегство это было так сильно, что, по выражению одного современника, «земли им не хватало» (« la terre leur manqua »). Обширная эмиграция началась из всех провинций Франции, лежащих на севере, востоке и в ее центре. Жители Пикардии, Нормандии, Бретани и других областей, обращенных к Англии, «предались в полное распоряжение волнам», спасаясь от бури, грозившей им на родине. Они ушли на близлежащие острова и материк, «не обращая внимания на то, с какой стороны дует ветер» [498] La Popelinière H. L.-V. L’Histoire de France, enrichie des plus notables occurrences [ «sic»] survenues ez provinces de l’Europe et pays voisins… depuis l’an 1550 jusques à ces temps. T. I–II. La Rochelle, 1581. T. II. P. 87; Dauila H.-C. Historia delle guerre civili di Francia. Venetia, 1745. Lib. V. P. 218. . Монгомери с женою, двумя лейтенантами, Коломбьером и С. Мари-д’Эньо, и многими дворянами, удалился на остров Джерси ( Jersey ) под покровительство губернатора Поусетта. На других островах скопилось также значительное число гугенотов. На одном только острове Гернси ( Guernesey ) очутились более 42-х пасторов, спасавших свою жизнь [499] Delalande A. Histoire des guerres de religion dans la Manche. P.; Valognes, 1844. P. 73–74. . Те из гугенотов, которые жили в восточных областях, убежали в Германию и Швейцарию, а из центральных областей — в Сансерр, Рошель и гористые местности юга. Оставшиеся или заперлись в замках, или принесли повинную и отправились к мессе [500] Le reveille-matin des François… // Archives curieuses. T. VII. P. 201. «Одни идут на мессу без всякой причины, и… богохульствуют, досадуют и тысячу раз проклинают свет; другие идут на мессу… против своего желания и насильно» (« Les autres s’en vont à la messe de gayeté de coeur, et… blasphèment, despitent et renient mille fois le jour; les autres vont à la messe… contre leur gré et par force » etc.). «Вы никогда не видели, — говорит Попелиниер, — столько верующих, столько четок, столько щедрот на церковные прорехи, столько свечей и других предметов благочестия, над которыми ни один священник не смеялся бы в открытую» (« Ybus ne vites jamais tant de croisez, tant de patenotiers, tant de largesses aux trous des églises, tant des chandelles et autres telles devotions catholiques dont aucuns prestres se rioient ouvertement »). — La Popelinière H. L.-V. L’Histoire de France… T. II. P. 80. . Всеми гугенотами овладело какое-то оцепенение, отчаяние. Удар был так неожидан, что никто из тех, на кого он был направлен, не думал о сопротивлении. Без сопротивления позволяли гугеноты запирать себя в тюрьмы, выводить оттуда, убивать; они соглашались даже убивать и друг друга. В Париже лишь два человека решились оказать сопротивление [501] Герши ( Guerchy ) и кто-то из буржуазии. См.: Archives curieuses. T. VII. P. 61; и письма Пакье по поводу резни: Les Lettres d’Estienne Pasquier. P., 1619. Lib. V. P. 309. . В остальной Франции таких храбрецов почти не было. Печать [502] См. перечисление брошюр, вышедших в 1572 г., после резни: Le Long J. Bibliothèque historique de la France, contenant le catalogue de tous les ouvrages tant imprimés que manuscrits qui traitent de l’histoire de ce royaume ou qui y ont rapport, avec des notes critiques et historiques… P., 1719 (règne de Charles X). успела разнести по всей Франции рассказы о тех ужасах, которые совершались в Париже. Беззащитность таких сильных людей, как Колиньи и его друзья, их смерть и преувеличенное мнение о страшной силе власти убивали охоту поднять руку для защиты своей жизни. Резню представляли в таком виде, как будто она была давно задуманным делом, для исполнения которого все было приготовлено. А против силы, которою обладала власть, ничего не могли сделать разбросанные по всей Франции гугеноты.

Но нигде страх не был так силен, как в городах, среди буржуазии, принявшей кальвинизм. Здесь никто почти и не заикался о сопротивлении и борьбе с властью. Речь шла лишь о спасении себя, об ограждении своей жизни ценою каких бы то ни было уступок. Страх обуял всех и замечательно, что он был наибольший там, где резня была наименьшая, или где ее не совсем не было [503] Dinothi R. De bello civili gallico religionis causa suscepto. Basileae, 1582. Lib. VI. P. 342: «Ubi minor aut nulla omnino caedes facta, ibi major defectio fuit». . Города вроде Нима, Монтобана, Кастра, заявляли готовность сдаться. Если они вели переговоры о сдаче своих крепостей, старались уклониться от немедленного принятия гарнизона, то единственно с тою целью, чтобы выиграть время. Они ожидали лишь успокоения страны, прекращения резни и затем готовы были на всякие уступки. В то время, когда один из них переходил в католицизм, другие, сохранившие верность своим религиозным убеждениям, соглашались исполнять обряды своей веры тайно, и это даже в тех местах, где до резни месса была совершенно изгнана. Правда, были лица — их называли «рьяными» ( zélés, seditiosi ), — требовавшие восстания с оружием в руках, видевшие в сдаче городов и принятии гарнизонов гибель своих муниципальных прав и привилегий — этого достояния отживающих Средних веков, — преданные своему городу до забвения даже общих интересов партии, но их было мало. Их голоса заглушались на вече, их предложения осмеивались. Большинству горожан казалось не только невозможным, но и просто смешным бороться с сильно вооруженным правительством, а особенно после того, как столько «братьев» убито, так много убежало за границу. Такое настроение было вполне понятно.