Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Напомним, что начальная история христианства на Руси связана с описанным в летописи неканоническим обрядовым актом. «Могилы» (курганы) последних языческих князей были раскопаны в 1044 г. при Ярославе Мудром: «Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я в церкви святыя Богородица» — Десятинной (ПВЛ. С. 67). Неканоничность этого акта Ярослава Мудрого (крещение умерших было запрещено Карфагенским собором) является предметом обсуждения: допускают, что Ярополк и Олег приняли «оглашение» при жизни их бабки Ольги (Макарий: 59). Но возможно, что задачи создания усыпальницы всего княжеского рода имели и более прагматический и специфически «древнерусский» характер: Ярополк и Олег, равно как Борис и Глеб, погибли в распрях между братьями — членами княжеского рода, тех распрях, главным участником (и даже инициатором) которых был победивший и добившийся единовластия в Русской земле Ярослав. Так или иначе, он устранил своих соперников-братьев, но не отменил родового характера княжеской власти на Руси: единственное, что могло сохранять порядок и целостность Русской земли, — это братняя любовь и подчинение старшему брату, киевскому князю; такой «завет» Ярослав, по летописи, оставил своим сыновьям-наследникам. Ярослав «объединил» в усыпальнице Десятинной церкви распадающийся княжеский род — инициаторов и жертв первой усобицы.

Ф. Б. Успенский (Успенский 2001) исследовал скандинавские параллели акту крещения костей умерших правителей. Харальд Синезубый, креститель Дании, перенес прах своего отца Горма из большого кургана в Йеллинге в погребальную камеру под полом сооруженной там церкви [216]. Так же, по всей вероятности, поступили с останками неизвестного датского конунга, погребенного в ладье в Ладбю (Х в.): богатый инвентарь кургана был не тронут — изъяты лишь останки умершего. Наиболее ранний пример посмертного крещения, видимо, являет королевский некрополь VII в. в Саттон Ху, (Восточная Англия): в знаменитом погребении в ладье под курганом не было обнаружено останков короля, хотя его вооружение и прочий инвентарь остались нетронутыми. Предполагалось, что курган представлял собой кенотаф. Курган, однако, принадлежал королю Редвальду (ум. 617), который сохранял «двоеверие» — принял крещение, но не отказался от языческого культа. Его же сыновья стали ревностными христианами (Bede 2, XV) и, видимо, перезахоронили останки отца по христианскому обряду.

Для понимания этой проблемы времен христианизации с наличием языческих предков и с сохранением традиционных верований существен характерный для эпохи Меровингов факт строительства часовни над языческим франкским кладбищем, рассмотренный П. Гири (1999). B VIII в. франкская знать возвела в Рейнской области надгробную часовню Флонгейм на месте старого кладбища франкской знати (включая воинское погребение с мечом) в память о языческих предках и для их «посмертной христианизации» (Гири 1999. С. 193–194).

Но как объяснить неканонический обычай эксгумации и крещения костей на Руси? С. М. Толстая сопоставила обряд эксгумации русских князей в 1044 г. со славянским обычаем «вторичного погребения», распространенным по преимуществу на Балканах: кости предка (чаще всего — череп) изымались из могилы через 5, 7, 10, 12, даже 18 и более лет после первичного погребения, их мыли (что напоминает о «крещении костей» русских князей) и помещали в ту же могилу, часть костей — поверх нового гроба [217]. С. М. Толстая привела и средневековую балканскую параллель — статью 2 °Cудебника Стефана Душана (XIV в.), запрещающую эксгумацию и сожжение останков (с целью «волхования»), равно как и обычай пронзать труп колом.

Полную параллель сербскому судебнику являют древнерусские «Поучения» Серапиона Владимирского (XIII в.). Владимирский епископ обличал «злые обычаи» современников: «хто буде удавленика или утопленика погреблъ, не погубите люди сихъ, выгребите» (БЛДР, т. 5. С. 382; см. также Ловмянский 2003. С. 252–253). Речь идет о распространенном у славян обычае обвинять погребенного в земле «заложного» покойника (самоубийцу, не дожившего свой срок на земле) в стихийных бедствиях — засухе или избыточных осадках: его пребывание в могиле нарушает святость земли как одной из космических стихий, поэтому следует удалить его из могилы — освященной земли, сжечь, выбросить труп в болото и т. п. [218]Поэтому «выгребание» костей убитых в распрях князей Олега и Ярополка могло производиться не только в благочестивых целях: они традиционно воспринимались как опасные мертвецы. В балканском обряде также совмещаются традиционные для всякого погребального культа черты почитания покойника как предка и стремление обезвредить его как потенциально вредоносного мертвеца — вампира (признаком вампира считалась нетленность тела или его части; ср. в главе IX).

Эти повсеместно распространенные представления создают особую проблему для археологии погребального обряда. Археологи часто фиксируют перекопы и нарушение целостности костяков, которое обычно относят за счет грабителей (ограбление могил — широко распространенное занятие, которое запрещалось специальными церковными постановлениями [219]). Однако сохранность инвентаря многих потревоженных погребений заставляет предполагать, что речь идет о ритуалах обезвреживания покойника.

В. С. Флёров проследил эти обычаи («постпогребальные обряды») на широких пространствах и многочисленных памятниках от Центрального Предкавказья до лесной зоны Восточной Европы в железном веке и в средневековье, включая древнерусский могильник г. Желни [220]. Яркие примеры подобных обычаев на западе Европы дали недавние исследования в упомянутом некрополе Саттон Ху: в восточной части кладбища рядом с большими «королевскими» курганами обнаружены 23 безынвентарные могилы с ингумациями, лишенные надгробных памятников. В четырех случаях покойники были связаны, в трех случаях — имели переломанные шейные позвонки; двое были похоронены лицом вниз. Неясно, были ли это следы жертвоприношения или казни (ср.: Ellis Davidson 1992. С. 331–340; Carver 1992. С. 353).

Более «ритуализованным», чем разрушение скелета, способом расправы с вредоносным покойником можно считать распространенный у восточных славян (и других народов Европы) с древнерусской эпохи до «этнографической современности» обычай втыкать в погребение железные предметы — оружие и орудия. Более существенны для нашей проблематики свидетельства «вторичного» почитания останков, которые фиксируются на массовом материале кремаций, когда кальцинированные кости собирались с погребального костра, обмывались и помещались в урну. Прослежены и случаи, когда они размещались в горшке-урне в анатомическом порядке — снизу кости ног, наверху — кости черепа.