Наталья Пушкарева - Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Вместе с тем в обеих редакциях Уложения вопрос о детоубийстве продолжал трактоваться в рамках норм 1845 г. Впрочем, некоторые изменения все же произошли. Законодатели попытались дать более дифференцированное определение этого преступления. Развернутый комментарий но данному вопросу в 1871 г. предложил Таганцев. В своей книге «О преступлениях против жизни по русскому нраву» он посвятил целую ( третью) главу проблемам детоубийства и скрытия трупа мертворожденного младенца. [420]Текст представлял собой развернутую версию его же с татьи 1868 г. Новизна состояла в том, что Таганцев при обсуждении вопроса о данном виде преступления провел также и сравнительно- историческое исследование, показав, как в разных странах с течением времени происходила эволюция содержания законов и мер наказания, касающихся инфантицида. С тех пор эти сравнительно-исторические экскурсы станут нормой для юридических работ по инфантициду, как в российской, так и в советской юриспруденции.

Совершенствование законов и стремление придать им наибольшую эффективность было главной стратегией, которую избрали российские юристы второй половины XIX в. в решении проблемы инфантицида. В законах они видели инструмент для исправления всех антиобщественных явлений, трактовавшихся как преступления. Но изменение законов явно не успевало за переменами в общественной жизни. Поэтому некоторым казалось, что преступное начало скрывается в самой человеческой природе, особенно если она слаба, как в случае с женщинами. Так, Таганцев писал: «Жизненный опыт, данные наук медицинских — обратили внимание на то, что состояние родов, родильные муки производи i сильное потрясение во всей нервной системе родильницы, лишающее ее возможности отдавать себе ясный отчет о своих поступках, возбуждаю щее в ней стремление и наклонности, не существующие в состоянии нормальном». [421]

Между тем к концу XIX в. число регистрируемых детоубийств не уменьшалось. Продолжало расти и число преступлении, совершаемых женщинами. Ученик и коллега Таганцева профессор Саикт 11етербург- ского университета И. Я. Фойницкий (1847-1913) в 1893 г. отмечал, что «невозможно ожидать от развития культуры уменьшении женской преступности», и лишь труд, а не домашнее заточение, способен ограничить женщину от втягивания в преступную деятельность. По его данным, 74 % всех совершаемых женщинами преступлений были нацелены против новорожденных (детоубийства и аборты). [422]

В конце XIX в. решение проблемы инфантицида ведущим роесин ским юристам виделось в том, чтобы разработать еще более мягкие, по по этой причине и более эффективные законы, которые могли бы нрп меняться на практике. С 1881 г. по распоряжению правительства пеболь шая группа законодателей, в ее состав входили Таганцев и Фойницкий, начала разработку нового Уголовного уложения. В марте 1903 г. новое Уложение было полностью готово и утверждено, хотя в полном объеме оно так и не было задействовано никогда в виду начавшейся Революции и последующими за ней потрясениями. [423]Важные перемены коснулись проблемы детоубийства. На этот раз инфантицид уже не рассматривался как убийство ребенка незамужней женщины, речь шла об убийстве ребенка, рожденного вне брака. Наказание для нее в этом кодексе было мягче, чем в Уложении 1845—1885 гг.: заключение в тюрьму или в смирительный дом на срок от 1,5 до 6 лет. [424]

Разработка более совершенных уголовных законов привела к тому, что наказания для женщин-детоубийц стали применяться регулярнее, а число оправдательных приговоров в судах сократилось. Изменилась и манера рассуждений ведущих российских юристов об инфантициде. На смену до сих пор лидирующей «антропологической школе уголовного права» пришла «социологическая школа», наиболее ярким представи- тслсм которой в начале XX в. был профессор Московского университета М. II. Гернст (1874—1953). В 1911 г. он опубликовал свою знаменитую книгу о детоубийстве, и в ней наряду с уже привычным обзором истории законодательных мер борьбы с инфантицидом изложил свою концепцию «социальных факторов» применительно к данному преступлению, охарактеризовал новейшее состояние законодательства и поднял целый ряд других вопросов. [425]

Исследование, выполненное Гернстом, сочетало в себе традиционное для российских юристов стремление дать четкую юридическую интерпретацию инфантицида и социологическое обсуждение данного явления. Квалифицируя детоубийство как уголовное преступление, Гернст имел возможность более полно, чем его предшественники, оценить характер изменений законодательных мер, предпринимавшихся в России и европейских странах для борьбы с ним. Он справедливо отмечал, что в действующих уголовных кодексах присутствует разнообразие наказаний за детоубийство, и многие из них остаются суровыми, что по этой причине российские суды присяжных постоянно обращались к поиску смягчающих вину обстоятельств для обвиняемых. Он показал, что в исторической перспективе наказания за детоубийство эволюционировали от смертной казни и каторги до сравнительно непродолжительного помещения в тюрьму и смирительный дом. Как сторонник современных криминологических теорий, Гернст видел в исправительных учреждениях наиболее подходящее средство решения проблемы. [426]Как социолог, придерживающийся эволюционистского подхода, он надеялся, что в будущем инфантицид сможет исчезнуть. Условием для этого является развитие городов и городской культуры. Детоубийство, по его мысли, преобладает именно среди отсталого деревенского населения, в городах же оно исчезает и вместо него практикуется аборт. [427]

После книги Гернста работ, сопоставимых по значению с ней, в последующие годы уже нс появлялось. На этом фоне почти незаметным остается вклад коллеги Гернста по Московскому университету профессора С. В. Позднышева (1870—1942), который в те же самые годы опубликовал свой обобщающий труд по русскому уголовному праву. Теме детоубийства он уделил лишь несколько страниц. Как и в сочинении другого автора, появившемся после 1903 г., [428]Позднышев сделал акцент на оценке преимуществ, которые дало новое уголовное законодательство борцам с криминальными сторонами общественной жизни в России. [429]Других аспектов проблемы видный российский юрист уже не затрагивал.

В целом, в дискурсе российских юристов второй половины XIX — начала XX в. проблема детоубийства занимала важное место. По традиции, уходящей корнями в предыдущие столетия, инфантицид считался уголовно наказуемым преступлением и «варварским» пережитком прошлого. Тот факт, что основными виновниками инфантицида по- прежнему считались женщины, позволял юристам усматривать в этом наличие смягчающих обстоятельств. На фоне великих общественных преобразований, начавшихся в 1860-е гг., старая кара за детоубийство казалась слишком суровой, и поэтому дискуссии об инфантициде позволяли настойчиво будировать тему общего смягчения наказаний за различные преступления и создания более эффективного и рационального законодательства, пригодного для нужд цивилизованной страны. Последнее обстоятельство непосредственно отвечало профессиональным интересам российских юристов и было созвучно их гражданской позиции.