Николай Карпов - Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Будучи непосредственным участником событий, связанных с обороной Саракамыша, Сорокин был свидетелем множества примеров героизма, который проявили казаки, солдаты и офицеры Кавказской армии. Все это соответствовало его собственным представлениям о воинской доблести, солдатском долге, офицерской чести, и не могло пройти бесследно. Очевидно также, что все увиденное и пережитое сыграло далеко не последнюю роль в том, что вскоре после этих событий он изъявил желание воспользоваться представившейся возможностью стать офицером.

На заключительном этапе сражения за Саракамыш, до начала очередного наступления турок, Пржевальский успел по-новому построить оборону города, особое внимание обратив на фланги. Именно туда 16 декабря противник и стал наносить сильные удары. Вскоре геройски погиб защищавший вокзал командир 1-го Запорожского полка полковник Кравченко. Русские части вынуждены были медленно отступать, и противник начал занимать окраины города, захватил казармы 156-го полка, а затем и сам вокзал. Создалась критическая ситуация. Пржевальский уже израсходовал все свои небольшие резервы, оставались только две сотни его 6-го пластунского батальона.

Вечером 16 декабря повсюду шли уже штыковые бои, боеприпасов почти не оставалось. В это время Пржевальский получает донесение, что левый фланг прорван турками, и он бросает туда две свои последние сотни. Командовал ими полковник Термен. Он приказал идти в атаку без выстрелов, и казаки дрались штыками уже в темноте. Турки не выдержали и бежали. Ободренные этим известием и на правом фланге русские перешли в контратаку, вернули вокзал и высоты над ним.

Наконец наступил перелом. Турки прекратили атаки на Саракамыш, но ненадолго. 17-го декабря они снова атаковали, теперь уже в центре русской обороны, но все их четыре атаки были отбиты. Положение Пржевальского становилось все устойчивей, но связи у него ни с кем не было. Единственная радиостанция получила повреждение еще 12 декабря, и ее смогли восстановить только 17-го. Сразу же Юденич послал в Тифлис сообщение о действительном положении дел в войсках, о том, что создалась такая обстановка, при которой турки больше не могут наступать и уже можно разрабатывать свою наступательную операцию. Когда ему сообщили, что из под Варшавы снята и перебрасывается на Кавказ кавалерийская дивизия, он заявил, что кавалерии «работы нет», и отказался от нее. Он прекрасно понимал, что в тех условиях кавалерию можно было напрасно погубить.

Свое наступление Юденич и Пржевальский начали 19 декабря. Вскоре полковник Букретов вернул Бардусский перевал, а на следующий день продолжил наступление и, заняв все дороги, отрезал основные пути отступления турецким войскам. Из частей были выделены лучшие стрелки, метким огнем они не подпускали противника к перевалу. Энвер-паша понял, что проиграл сражение за Саракамыш, рассчитывая взять его обходом справа своими 9-м и 10-м корпусами. Он принял новый план — решил наступать с фронта свежими силами своего 11-го корпуса. Теперь уже и Берхман стал предлагать Юденичу помощь в отражении нового натиска турок, но тот посоветовал ему заняться теми их силами, которые остались на флангах Саракамыша. Генерал Берхман активно взялся за выполнение этой задачи. К этому времени около Саракамыша скопилось уже более 27 батальонов и 14 сотен русских войск. 21-го декабря они перешли в наступление на фланговые турецкие корпуса.

Погода не благоприятствовала наступлению. Сильно мешал туман. Прибывшие, наконец, артиллеристы ничего не видели, конница была вынуждена все время держаться возле пехоты, наступление шло вяло. 22-го началась небывалая даже для этих мест метель, но наступление русских войск продолжалось. Юденич и Берхман справедливо рассудили, что противника, пока он деморализован, даже в этих условиях добить будет все же легче. И действительно, части 10-го турецкого корпуса начали сдаваться, хотя главные его силы все же вышли из-под удара. На левом фланге дела тоже пошли хорошо. В плен попал сам командир 9-го турецкого корпуса Исхан-паша со всем своим штабом, затем сдались и все части этого корпуса, три начальника дивизий и тоже со своими штабами. Богатой была и захваченная у турок добыча.

Атаки с фронта силами 11-го турецкого корпуса продолжались, но успеха они не имели. В многодневных боях, по 5 января включительно, русские войска спасли Кавказ. Измотанные тяжелым походом по снежным хребтам, голодные и полузамерзшие, турки не могли овладеть Саракамышем; отступление же, как всегда случается в подобных случаях, было равносильно гибели. Отброшенные турецкие части по преимуществу рассеялись; большинство замерзли в занесенных снегом балках и оврагах, остальные были взяты в плен. В одном только районе Сарыкамыша за эту зиму было обнаружено свыше 30000 замерзших турецких трупов.

Когда в Саракамыш из Карса стали возвращаться спешно эвакуировавшиеся туда по приказу Мышляевского тыловые части и госпитали, то при приближении к городу из окон поезда им представились страшные последствия, разыгравшегося здесь накануне сражения. Вот как об этом пишет Х.Д. Семина:

«Тут я опять увидела турок! Около каждой сосны, прижавшись апиной к стволу дерева, обхватив ружье руками крест-накрест, а кисти рук спрятав под мышки, стояли турки!

— Турки! Турки! Смотрите, турки! — закричала я. Но мои спутники не посоветовали ложиться на пол. И сами не легли. Они прильнули к окну и смотрели…

— Замерзли! Все замерзли… Присмотритесь внимательно, — говорит чиновник. — Вон один присел в снег, только голову и ружье видно.

Теперь и я ясно вижу! Их всех занесло снегом.

— Снег ровный, не примятый. Так около живого человека не бывает.

Мы перешли на другую сторону вагона… И всюду, куда только проникал сквозь лесную гущу глаз, стояли эти мертвые часовые!.. Все замерзли; никто не ушел?.. Потом я узнала, что такими мертвыми часовыми был полон весь лес — до самого Сарыкамыша… Многие пробрались на окраину города. Некоторые дошли до самых домов и тут замерзли. Других убили наши солдаты. […] Дальше идти было нельзя. На рельсах лежали груды трупов. Целые горы их всюду по обе стороны пути. Но больше всего вдоль шоссе, там, где срезанная гора тянется далеко за вокзал. Почти до самого верха откоса навалены эти трупы: босые, окровавленные, смерзшиеся друг с другом. […] Вороты у рубах и пояса штанов были расстегнуты, карманы вывернуты… Ни на одном трупе не было верхней одежды…» [42] Семина Х.Д. Указ. соч. С. 143, 144.

Завершает Семина свой рассказ о том, что они увидели с денщиком ее мужа, подъезжая на поезде к вокзалу, описанием еще одной невероятно страшной картины: