Николай Карпов - Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Срок обучения в школе был небольшой, всего 3 месяца, поэтому за столь короткое время нужно было дать хотя бы минимум знаний, которые были необходимы младшему офицеру на войне, причем именно в условиях Кавказского фронта и с учетом особенностей противника. Главное внимание уделялось тактике действий взвода и роты в горах, при обороне и наступлении, днем и ночью. Проводились также занятия по службе связи, ведению разведки, организации наблюдения за противником, умению читать карту и наносить на нее обстановку, управлять огнем и боевым порядком своего подразделения, ведению штыкового боя и т. д. Большинство занятий проводилось на местности, в горах и в любое время суток.

Учеба легко давалась Сорокину, и, как одного из самых старших по возрасту и опыту военной службы, его назначили помощником командира учебного взвода, а буквально за 8 дней до выпуска он был произведен в старшие урядники. Вместе с Сорокиным учились такие же как он слушатели — казаки, получившие до призыва в войска определенное образование. В их числе были кубанцы, земляки Сорокина из станицы Григориопольской: Орловский П.Т., Филимонов Д.А. и Ступников А.Т. Первый окончил Кубанскую учительскую семинарию, второй — курс юридического факультета в Московском университете, а третий — 5 классов Ростовской гимназии.

Три месяца напряженной учебы пролетели быстро. Сорокин успешно окончил школу, и 15 мая 1915 г. ему было присвоено воинское звание «прапорщик». Он, как и все его товарищи по школе, был вырущен в войска с правами младшего офицера. Предстояла служба в новом качестве, а учитывая военное время, можно было подумать и о дальнейшей офицерской карьере. Дело в том, что в мирное время прапорщик не мог воспользоваться правом прозводства в следующий чин, такого закона не было. Нужно было сначала сдать офицерский экзамен при Николаевском инженерном училище. В военное же время, на основании царского указа № 368, прапорщику могли присвоить следующее воинское звание за боевые отличия. А именно, в случае получения им ордена Святого Георгия 4-й степени, награждения Георгиевским оружием или при получении двух любых боевых наград. Сорокин уже имел эти награды, объективно оценивал свои потенциальные возможности и вполне мог рассчитывать на скорое продвижение по службе.

На примере прапорщика Сорокина можно судить о том, что государство в то время неплохо заботилось о молодых офицерах. Сорокин, как и все, кто с ним учился, по окончании школы получил 300 рублей на приобретение обмундирования и обзаведение вещами, которые были ему необходимы для походной жизни. Кроме того, ему выдали 100 рублей «подъемных», и как семейному — единовременное пособие (по военному времени) в размере 4-х месячного должностного оклада. Для проезда к месту службы полагались так называемые «прогонные». По прибытии в часть, которая находилась в боевой обстановке, Сорокину был установлен усиленный оклад — 61 рубль в месяц. Помимо этого ему было положено 10 рублей «добавочных» за особые условия службы, 2 рубля 50 коп. в день «порционных», а также деньги на дрова, для уплаты за приготовление ему пищи и др. Как принявшему в подчинение полусотню ему полагалась еще надбавка — 30 рублей в месяц, и строевая лошадь. Ее предоставлял полк, а на приобретение седла и конского снаряжения было отпущено 120 рублей. Семье Сорокина из его денежного содержания ежемесячно вычиталась одна треть, но выдавались средства для оплаты жилья и по 10 рублей в месяц на наем прислуги.

По окончании школы прапорщиков Иван Сорокин получил краткосрочный отпуск на родину. Его приезд в Петропавловскую не был неожиданным. Жена, родители и дети знали из его писем, что он скоро станет офицером, получит краткосрочный отпуск. В станице многое изменилось после его ухода на войну, не осталось казаков-одногодков, все воевали, многих уже не было в живых. Пробыв отпущенные 10 дней дома, Сорокин отправился в свою часть.

Как и было положено правилами военного этикета, прибывший в часть для прохождения службы офицер должен был явиться на квартиру к командиру части для представления, но поскольку уже шли боевые действия, то можно было это делать и в штабе. Сорокин выполнил это требования, а затем представился офицерам полка. После соответствующего угощения своих сослуживцев Сорокин легко вошел в офицерский коллектив полка. Да иначе и быть не могло, он всех знал, и его знали все казаки и офицеры, причем с самой лучшей стороны. Многие же ему были попросту обязаны своим выздоровлением, а некоторые и жизнью. Назначение прапорщик Сорокин получил в свою родную 3-ю сотню младшим офицером, командиром сотни был хорунжий Игнатенко.

Шел май 1915 г. и на фронте сложилась более или менее спокойная обстановка. После разгрома русскими войсками 3-й турецкой армии, многие части 1-го армейского корпуса, воевавшего почти без резервов, были отведены в тыл на отдых и пополняли понесенные потери. 3-й Линейный полк в это время продолжал выполнять ту же задачу, что и до отъезда Сорокина на учебу в школу прапорщиков. Три его сотни в составе западной группы тыла Эриванского отряда обеспечивали порядок в Алашкертской долине. Командовал отрядом по-прежнему начальник 593-й пешей Кубанской дружины полковник Иванов, а во главе выделенных ему от 3-го Линейного полка трех сотен стоял подъесаул Больдт. Основные силы отряда Иванова занимали селения Челканы и Хошиан, сотни казаков расположились в селении Зейдекен. Основная задача для казаков заключалась в том, чтобы вести разведку местности к северу и югу, поддерживать постами летучей почты связь с командованием и частями 1-го армейского корпуса, а главное, охранять Клыч-Гядугский перевал.

Каждая из находившихся в Алашкертской долине трех сотен полка войскового старшины Кучерова ежедневно трижды в день высылала офицерские разъезды по разным направлениям. Особое внимание обращалось на поведение курдов-гамидийцев. Многие их отряды после поражения на этом фронте турецкой армии потеряли волю к сопротивлению и при столкновениях с казаками предпочитали сдаваться. Существовало указание штаба армии — сдающихся в плен солдат разоружать и выпроваживать с семьями на территорию, занятую турецкой армией. При этом весь их скот и фураж конфисковывался для нужд армии. Пленных турок тоже разоружали, но отправляли в тыл Кавказской амии в с. Аралых. До всех войск, находившихся на фронте, было доведено требование — не допускать турок в Диадинскую и Алашкертскую долины.

На освобожденной от противника территории находилось много армянских населенных пунктов, которые поддерживали русские войска и терпели за это частые нападения турок. Теперь армяне начали мстить курдам и туркам, разбирали их дома, отрывали ямы с припрятанным зерном. Казаки должны были не допускать таких действий, пресекать случаи расправ армян с курдами.