Кирилл Бабаев - История человечества в великих документах

Большинство грамот, впрочем, демонстрируют уверенную победу бизнеса над романтикой: это сообщения о посланных товарах и уплаченных (или не уплаченных) деньгах, которые в Новгороде существовали в виде серебряных слитков, обрезков иностранных монет или меховых шкурок. Столица крупнейшего государства Европы в то время (XI–XIV вв.) была и крупным торгово-промышленным центром, купцы которого вели обширную торговлю от Ирана и Хорезма до Англии и Швеции. Торговали всем, включая и людей: одно из писем просит адресата «прислать гривну за девку», а другое сообщает о «покупке рабыни во Пскове». Поражает и масштаб банковских операций: грамота перечисляет клиентов новгородского ростовщика, география деятельности которого простиралась во все стороны на сотни километров от города. Деловая атмосфера пульсирует в текстах грамот всех пяти столетий их использования (1025–1500).

К личным отношениям новгородцы тоже относились весьма прагматично: найдено лаконичное приглашение на свидание «Будь в субботу ко ржи или подай весть», на которое так и тянет ответить «Ок» в стиле смс-переписки. Да и официальные брачные предложения тоже делались на бересте, причём подчас с чисто предпринимательской прямотой и логикой:

«Пойди за меня. Я тебя хочу, а ты меня».

(Пикантности добавляет тот факт, что эта грамота была найдена при рытье котлована для новгородского Дворца бракосочетаний.)

Древнейшие из известных нам грамот извлечены из мостовых начала XI в., и их сохранность сама по себе является чудом. Влажная болотистая почва Новгорода оказалась прекрасным хранилищем, где нацарапанные на берёзовой коре буквы без потерь пролежали сотни лет в ожидании своего часа. Обычно бересту просто выкидывали за ненадобностью прямо во дворе дома или на улице после прочтения – слава богу, шредеров в то время ещё не придумали.

Грамотность простого новгородца XI–XII вв. тоже выглядит как минимум удивительной для нас, привыкших со школьного курса к понятию «неграмотный народ» времён Пушкина и Некрасова. Берестяные грамоты доказывают, что ещё за 800 лет до рождения Некрасова граждане были грамотными практически поголовно. Авторами большинства записок являются простые люди, повседневные хлопоты которых были теми же, что и у нас:

«От Игната к Климяте. Возьми у Душилы Фоминича три с половиной гривны и купи шубу чермничную [красную] женскую».

Эти люди прошли мимо летописей, им не ставили памятников, о них не слагали былин. Даже простонародные имена их кажутся нам диковинными – Душила, Братонежко, Дристлив, Ревята, Дрочило, Доброшка или Смолиг (и кто-то ещё сетует, что нынешних младенцев именуют как попало!). На клочках бересты наши предки сходились и ссорились, зазывали друг друга в гости, умоляли и угрожали, слали междугородние письма в Торжок, Старую Руссу и даже Москву (которая в ранних грамотах называется Кучково). На бересте записывались завещания, молитвы, любовные заговоры и даже загадки, одну из которых предлагается отгадать тем из уважаемых читателей, что знакомы с Ветхим Заветом:

«Есть град между небом и землёю, а к нему едет посол без пути, сам немой, везёт грамоту неписаную».

В Новгороде существовали целые школы, на месте одной из которых были найдены знаменитые ныне берестяные ученические тетради 7-летнего первоклашки Онфима. Помимо азбуки и диктантов из Священного Писания, он изображал на бересте и более увлекательные штуки – рисовал неведомых чудищ (с подписью «Я зверь»), а также себя самого – в виде всадника с копьём, пронзающим врага. Юность Онфима пришлась на середину XIII в., так что реализовать свою мечту ему наверняка удалось очень скоро – с ливонскими или шведскими рыцарями он наверняка сражался в первых рядах, по правую руку от Александра Ярославича Невского.

Феноменальная распространённость берестяных документов подтверждает уровень индивидуальной свободы и развития частного бизнеса в столице Новгородской земли. В атмосфере такой предпринимательской вольницы княжеская власть не могла выжить долго. В XII в. князья в Новгороде постепенно теряют власть, и на территории Руси создаётся первая республика, так похожая на аристократические республики Венеции, Дубровника или Ганзы. Князя приглашали в город для временного руководства войском и с окончанием войны обычно быстро отправляли восвояси (именно так несколько раз поступали с тем самым Александром Невским), а властью в огромном новгородском государстве распоряжались выборные чиновники – посадник, тысяцкий, архиепископ, опиравшиеся на боярскую элиту и народное вече. Берестяные грамоты сохранили для нас имена многих государственных деятелей республики – в том числе известных по летописям. Всё это были довольно искусные управленцы, и многие учёные по сей день считают, что в XV в. судьба России могла пойти и другой дорогой – по пути формирования сильной торгово-промышленной республики, где самодержавию не нашлось бы места, а голос народа звучал бы сильнее и отчётливее.

Однако судьбе не укажешь дорогу. В конце XV в. Новгород проигрывает политическое противостояние Москве, а европейская республика – деспотии восточного типа, слишком многое воспринявшей от Золотой Орды. Вечевой колокол, увезённый в Москву, никогда более не зазвонит в Детинце – новгородском Кремле, а демократичная береста уступит место казённой бумаге. Русь на много веков станет крепостной и неграмотной, и даже память о берестяном письме исчезнет под новгородскими мостовыми. А республика, погибшая в 1478 г., возродится в России только в 1917 г. – да и та ещё долго будет напоминать восточную деспотию больше, чем что-либо иное.

• основы современной медицины

• универсальный учебник для медиков на протяжении столетий

Великие мыслители и учёные прошлого редко отдавали себе отчёт о своей профессии: чаще это были универсалы, с широтой мышления и размахом деятельности, необычными для наших дней. Сегодня общество косо смотрит на математика, подавшегося в историю, или супермодель, занявшуюся политикой. Но ещё пару сотен лет назад Ломоносов мог считаться одновременно доктором всех наук, художником, поэтом и топ-менеджером, и было в этом что-то по-настоящему чарующее.

Абу Али Ибн Сина тоже был из таких – астроном, философ, теолог, механик и психолог в одном флаконе, он вряд ли задумывался о том, что значит «заниматься своим делом». Однако настоящую всемирную славу ему принесла, конечно, медицина, в которой он сделал больше, чем какой-либо другой учёный в истории. Книга «Канон врачебной науки» уже при жизни автора разошлась по исламскому миру, а с XIV по XVIII в. оставалась основным учебником медицины по всей Европе, где его с тех пор продолжают называть на латинский манер Авиценной. «Канон» лёг в основание всего здания современной медицины, а сегодня, когда культура мегаполисов буквально помешалась на здоровом образе жизни (ЗОЖ), он опять рискует стать бестселлером – ведь многие остроумные рецепты Ибн Сины давно и незаслуженно забыты.