Кирилл Бабаев - История человечества в великих документах

Заметим, что ни о какой независимости в Соглашении речь не идёт: уже в первой строке колонисты называют себя подданными короля Якова I (его титул «короля Франции» – не ошибка, а дань средневековым притязаниям английских монархов, печальное наследие Столетней войны). Пассажиры «Майского цветка» не возражали жить под властью английской короны, тем более что от неё зависело их будущее – в том числе новые поступления товаров и переселенцев. Так что английские законы для новой колонии никто не отменял.

И всё же с точки зрения тогдашнего права документ был крайне необычен. Во-первых, он был принят простым большинством голосов всего мужского населения корабля. Для того времени такое демократическое общественное устройство было невиданным, ничего подобного во всей просвещённой Европе не практиковалось. Во-вторых, в коротком тексте четырежды упоминается Бог, и именно вера станет определяющим принципом существования новой колонии (а Библия ещё долго будет играть роль основного закона). Наконец, в-третьих, ещё не написанные законы колонии объявлялись «одинаковыми для всех» и создавались «для всеобщего блага». Подписать Соглашение попросили даже слуг – признав их, таким образом, полноправными гражданами зарождавшегося свободного мира. Женщинам, конечно, слова не давали. Три указанных принципа и станут впоследствии тремя китами Соединённых Штатов Америки – власть большинства, религиозность и государство для всеобщего блага.

Справедливости ради стоит отметить, что в тот же период времени несколькими сотнями километров южнее на том же побережье английские колонисты успешно строили и другую колонию – Виргинию. Однако если основой существования колонистов с «Майского цветка» стали молитва и всеобщее равенство во имя божье, то виргинские поселенцы сделали ставку на экспорт табака и чернокожее рабство. Эти два пути станут определять контуры Севера и Юга, государств северян-янки и плантаторов-южан. Им суждено будет встретиться в 1863 г. в битве при Геттисберге, где победит модель выходцев с «Майского цветка». Спустя полвека после окончания Гражданской войны США станут крупнейшей мировой экономической державой.

А ведь всё, как обычно, могло быть иначе. Сойдя с корабля, первую зиму колонисты пережили буквально чудом. Зима оказалась для них настоящей катастрофой. Снег и лёд, поголовный кашель, недостроенные хижины и мороженое кукурузное зерно, которое они были вынуждены воровать из индейских гробниц. К весне в Новом Плимуте, как была названа колония, из 104 осталось всего 55 измождённых людей, но от своей цели они не отступились. Дети выживали лучше взрослых, и это обеспечило колонии будущее. «Политический организм», созданный в 1620 г., просуществовал до конца века в режиме самоуправления, а затем влился в штат Массачусетс. Сегодня прямыми генетическими потомками пассажиров «Мэйфлауэра» могут считать себя до 35 миллионов граждан США.

Американская историография, конечно, преувеличила значение Соглашения на «Мэйфлауэре». Из этого листка бумаги (оригинал которого, к сожалению, не сохранился) был создан настоящий миф – один из многих мифов, которыми живёт Америка, вроде того, как они выиграли две мировые войны. Соглашение будет важным, массивным кирпичом в здании американской государственности, но далеко не единственным. Конституция США имеет множество отцов – это и «Генеральная ассамблея» Виргинии (1619), и «Кодекс свободы» колонии Массачусетс (1629). Однако факт остаётся фактом: модель демократии большинства, заложенная в Соглашении на «Майском цветке», стала принципом государственного устройства по всему миру и остаётся им до сих пор. И этим мы обязаны, в том числе сорока смелым мужчинам, 400 лет назад не побоявшимся спустить свой трап в неизвестный новый мир.

• рождение современного научного метода

• триумф материализма в науке

• предпосылки научно-технической революции

Английский политик и философ Фрэнсис Бэкон сделал блестящую карьеру: он был хранителем печати английского королевства и даже замещал короля Якова I во время его служебных командировок. Столь высоко возноситься удавалось немногим, так что нет ничего удивительного в том, что именно Бэкон взял на себя задачу, которая раньше казалась доступной только богу: создать Библию всего человеческого знания. Более того, он покусился свергнуть и самого бога, подчинив природу могуществу человека. Его гигантский труд «Великое возрождение наук» из шести частей и должен был стать этой Библией. Но даже самый амбициозный человек конечен. Лорду Фрэнсису не удалось закончить свой великий труд, однако и то, что он успел издать, станет фундаментом современного научного метода и перевернёт представления о познании мира с головы на ноги.

Человек хочет знать всё, так уж он устроен. В раннем Средневековье с этим было просто: «чтобы понимать, веруй», как говаривал Блаженный Августин. С накоплением знаний о мире верить становилось недостаточно, и Фома Аквинский в XIII в. уже пытался примирить веру и знание, хотя всё ещё настаивал на приоритете первой: «Ведь человеческий разум непрерывно ошибается, в то время как вера опирается на абсолютную правдивость Бога». Однако европейская Реформация открыла все шлюзы – человек бросился изучать мир без оглядки на Священное Писание.

«По причине невежества некоторых теологов закрыт доступ к какой бы то ни было философии… Одни просто боятся, как бы более глубокое исследование природы не перешло за дозволенные пределы благочестия… Другие более находчиво заключают, что если обычные причины неизвестны, то всё можно легче приписать божественной длани и жезлу… Всё это есть не что иное, как желание угождать Богу ложью».

Бэкон считал, что любое познание приходит через три фазы: наблюдение, гипотезу, эксперимент. Ничему нельзя верить: накопи факты, сделай на их основе выводы, проверь эти выводы экспериментально, тогда и будет тебе знание. Этот метод кажется банальным, настолько он прост, но вплоть до сегодняшнего дня наука не знает иного. В Средние века такой подход исповедовали разве что алхимики с их вечными поисками эликсира бессмертия, но их опыты чаще всего заканчивались на костре инквизиции, где они экспериментальным путём могли проверить, сработает ли их эликсир. Не срабатывал.

Обложка первого издания «Нового Органона», 1620 г.

Новый метод не заморачивался на понятии истины, которым столетиями оперировала христианская теология. Да, человек не бог, ему свойственно ошибаться. Нет никакой гарантии, что выводы, сделанные учёными из эмпирических наблюдений, будут истиной. Ну и бог с ней, считает Бэкон. Знание вообще не обязано быть истинным, оно для другого: оно должно открывать для человека новые возможности, утверждать его могущество над природой. Какая разница, вращается ли на самом деле Земля вокруг Солнца, если это знание помогло создать космический корабль? Можно до хрипоты спорить, какая геометрия вернее – Евклида или Лобачевского, – но обе способствовали прорывам в физике, астрономии и механике. Слова Бэкона «Знание – сила» стали манифестом современной науки, которая от поисков истины перешла к поиску пользы. Правда, именно этих слов Бэкон никогда не говорил, но кому нужна правда опять-таки. Он говорил похожее: