Кирилл Бабаев - История человечества в великих документах

А сейчас для небольшого лирического аккорда давайте пройдёмся по дому Жозефа Ньепса в деревне Ле-Гра, где старые половицы сегодня скрипят точно теми же голосами, что и в 1826 г. И окно, через которое был сделан тот самый снимок, сохранилось и по-прежнему открывает вид на покатую крышу амбара. Старой голубятни уже давно нет, и дерево на заднем плане отжило свой век. А век фотографии не завершится никогда, хотя сегодня мы бы вряд ли смогли объяснить старому Ньепсу, как камера на 52 мегапикселя (с 16 объективами и 200-кратным приближением) может выдавать высокоточные цветные фото размером с весь его дом и при этом умещаться в кармане. А ведь это, в конечном итоге – его изобретение.

• рождение коммунистического движения

• начало движения к социальному государству

«Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские».

Эти всемирно известные слова открывают вполне безобидную на вид брошюру из 24 страниц в тёмно-зелёной обложке, изданную без указания авторства в Лондоне в феврале 1848 года. Кто из её читателей мог знать, что этому тщедушному документу суждено стать Библией всемирного движения, которое всего через сто лет будет определять жизнь половины населения Земного шара? Пожалуй, об этом могли мечтать лишь авторы текста – Карл Маркс и Фридрих Энгельс.

За год до этого в Лондоне немецкими эмигрантами была основан «Союз коммунистов» – прообраз коммунистической партии, заказавший Марксу и Энгельсу написание нового проекта партийной программы, потому что предыдущий проект никуда не годился. Зато текст Маркса и Энгельса вышел натуральным бестселлером: с яркими чеканными формулировками, понятной логикой, смелыми мыслями и увлекательными прогнозами. Настоящий Манифест революции.

Вся история человечества – это смена формаций (писали они). Античный рабовладельческий строй сменился феодальным, а феодальный был отправлен на свалку капиталистическим. Но справедливости как не было, так и нет: на смену феодалам пришла буржуазия, и угнетение трудящегося человека никуда не исчезло. Правда, как образно выразился Манифест,

«буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть [революцию то есть] ; она породила и людей, которые направят против неё это оружие, – современных рабочих, пролетариев».

В результате мир подошёл к очередной смене вех, и в скором времени капитализм будет сметён новым строем, где правящим классом станет пролетариат. При помощи насилия рабочие изымут у буржуазии её собственность в виде земель, фабрик и железных дорог и передадут всё это всемирному государству-общине. После чего классы как таковые исчезнут, и общество обретёт вечную справедливость – без войн, угнетения и жилищно-коммунальных проблем.

Молодые Маркс и Энгельс ещё не отрастили свои фирменные бороды

Мечты о социальной справедливости никогда не оставляли человечество. Но в древности любые попытки воплотить их приводили либо к разгрому восстаний, либо – в редких случаях их победы – к банальной смене элит, от которой бедному человеку было ни горячо, ни холодно. Отличие марксизма от утопических идей Возрождения и Нового времени прежде всего в его убедительности. Маркс и Энгельс сумели разработали наиболее реалистичную, доходчивую и экономически обоснованную программу перехода к обществу всеобщей справедливости, поверить которой мог не только рабочий, но и многие представители той самой буржуазии, против которой Манифест был направлен. В конечном итоге коммунистические революции будут совершаться именно руками той части буржуазии, которая, по прогнозам Маркса и Энгельса, «примкнёт к революционному классу».

Кризис Нового времени два начинающих философа (обоим тогда не исполнилось и 30, и знаменитых фирменных бород у них ещё не было) распознали раньше других. В строках Манифеста читатель XXI века увидит и предчувствие экономической глобализации, и мир потребления с его бездной дешёвых промтоваров, и утрату национальных культур, и сексуальную революцию (эти слова мало цитировались в советской литературе, но они прекрасны):

«Коммунистам нет надобности вводить общность жён, она существовала почти всегда… Буржуазный брак является в действительности общностью жён. Коммунистам можно было бы сделать упрёк лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жён официальную, открытую. Но ведь… с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жён, т. е. официальная и неофициальная проституция».

Даже Европейский Союз обрисован здесь вполне явственно:

«Независимые, связанные почти только союзными отношениями области с различными интересами, законами, правительствами и таможенными пошлинами оказались сплочёнными в одну нацию, с одним правительством, с одним законодательством, с одним национальным классовым интересом, с одной таможенной границей».

Верным было и то, что при фантастических темпах роста производства уровень жизни большинства населения – рабочего класса и крестьянства – в Европе и Америке оставался чрезвычайно низким, а расслоение к середине XIX в. достигло невиданных размеров, так что рвануть могло в любой момент. Не сказать, чтобы правящие элиты этого не понимали (об этом писали тогда не только философы-коммунисты, но и члены правительств), однако, чтобы направить их на путь социальных реформ, требовался хороший толчок. Этим толчком и станут революции XIX и начала XX вв., инспирированные во многом Манифестом Маркса и Энгельса.

Как ни странно, общеевропейская революционная волна вспенилась даже раньше, чем предсказывали авторы Манифеста. Буквально через пару недель после его выхода в свет восстание началось на Сицилии и в считаные дни перекинулось во Францию, где к концу февраля была провозглашена республика. К марту пылала уже вся Германия, началось восстание в Вене, а Венгрия провозгласила независимость от Австрии. К апрелю революции начались в Италии и Молдавии. Меттерних и Гизо – австрийский и французский министры, упомянутые в первых строках Манифеста – написали заявления об уходе вместе с двумя королями и одним императором.

Череда европейских революций 1848–1849 гг. лишь чудом не превратилась в единое общеевропейское движение, и это тоже предрекал Манифест Компартии своим бронебойным лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Лозунг не будет реализован, и в следующем году революции постепенно сойдут на нет, хотя часть требований восставших правительства удовлетворят.