Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

В дальнейшем диктаторы, переняв опыт предшественников-аристократов, принялись тратиться на возведение общественных зданий, на отправление государственных культов и пышные празднества, оставив за собой право покровительствовать искусствам и тем самым уменьшив роль былых церемониальных традиций, покоившихся на древних семейно-родовых связях.

А чтобы такие большие траты стали возможны, они ввели налоги на продажу земли и урожая, а также ряд портовых сборов. Разумеется, новые подати едва ли могли вызвать одобрение граждан, но вместе с тем известно, что Кипсел и Орфагор, диктаторы Коринфа и Сикиона, упрочили свою политическую власть, выказывая дружественное поощрение додорийской части населения. При этом они намеренно стремились сохранить прежние законы в неприкосновенности.

Их сыновья — Периандр и Клисфен соответственно — правили еще успешнее отцов. Но впоследствии (то же самое происходило и в других городах) власть подобных диктаторов, обособленная в силу своей незаконности, становилась крайне подозрительной, падкой на жестокости и вызывала народную ненависть. Так само понятие «тиран» уже в древние времена приобрело тот бранный оттенок, что оно сохраняет поныне. Везде эти режимы постепенно пали — кроме Сицилии, где они то и дело вновь возникали ввиду политической неустойчивости, и Малой Азии, где местное автократическое правление позднее оказалось на руку персидским владыкам.

В прочих краях греческого мира, хотя дела и обстояли по-своему в каждом городе, диктаторское правление чаще всего уступало место олигархии — то есть «власти немногих». Критерием для этих новых правителей отныне было уже не происхождение (хотя, вне всякого сомнения, и знатным людям нашлось среди них место — вопреки сетованиям Феогнида Мегарского на попрание их богоданных прав), а достаточная доля богатства, первоначально определявшаяся в понятиях земельной собственности, теперь же благодаря недавно введенной в обращение и чрезвычайно удобной денежной системе. Как мы видели, еще до наступления диктаторских времен аристократическим правительствам городов приходилось считаться как с теми, кто был обязан своим положением происхождению, так и с теми, кто возвысился благодаря богатству. С исчезновением диктаторов мало где продолжали существовать аристократические режимы, опиравшиеся единственно на благородство происхождения. Исключение составляли отсталые области вроде Фессалии — и Спарта, где наблюдался совершенно особый случай: там правление сочетало в себе черты различных типов государственного строя. Сохраняя такое любопытное и весьма действенное равновесие, спартанцам удалось перехватить у Аргоса главенство надо всем Пелопоннесом.

Итак, для тех городов, которые прошли стадию диктаторского правления, можно установить (пусть прибегая к излишнему упрощению) последовательную смену политических систем: аристократия — диктатура — олигархия. Если фаза диктатуры отсутствовала, то аристократия напрямую сменялась олигархией. Как первая, так и последняя форма правления избрала своей целью идеал эвномии («благозакония») — за-конопочитания и поддержания гармоничной целостности, где каждый знает свое место. Олигархические правительства возглавляли гражданские органы с ограниченным числом представителей, часто приравнивавшиеся к гоплитам и отождествлявшиеся с ними. Порой, подобно своим знатным предшественникам, они устраивали собрания, но им не принадлежал решающий голос, так как главенство оставалось за «немногими». А в некоторых городах такие собрания и вовсе были отменены.

Но такое пренебрежение народным представительством наблюдалось далеко не повсеместно; к тому же положение менялось в лучшую сторону. Например, в некоторых государствах народные элементы — в частности, наименее знатные гоплиты объединялись с олигархами для свержения диктатур. Со временем во многих городах эти гоплиты и отобрали власть у олигархов, учредив взамен ту или иную форму демократии. Ее важнейшим элементом было народное собрание, куда входила гораздо булыная, нежели прежде, доля мужского населения. И этим людям предстояло в течение жизни добиваться для себя должной меры политической власти. В таких демократически настроенных государствах, в противовес эвномии (ευνομία), идеалом провозглашалась исоно-мия (Ισονομία) — «равнозаконие», то есть равенство людей перед законом.

Спарта являлась демократией в том смысле, что ее жители-мужчины (за исключением илотов, рабов и периэков) были равноправны (δμοιοι). Надпись на Хиосе, датированная серединой VI века до н. э., где был особо упомянут δάμος (δήμος, народ), заставляет предположить, что на острове происходило в ту пору нечто похожее. Но настоящий шаг вперед был сделан чуть позже в Афинах. Там незадолго до 500 г. до н. э. Клисфен, опиравшийся на реформы Солона, в начале века уже отменившего унизительное долговое рабство, — по-видимому, провел новые реформы (насколько можно судить по позднейшим спорным сведениям), которые составили костяк будущей знаменитой афинской демократии.

Города-государства Сицилии, как мы уже отмечали, составляли исключение, так как в силу неизбывных внутренних смут здесь продолжали властвовать диктаторы. Однако и большинство других греческих городов, хотя там и не возобновлялись диктатуры, также долгое время оставались весьма подвержены внутренним политическим распрям: между олигархами и демократами, между привилегированными и обделенными, между богачами и бедняками. У греков для таких смут существовало слово στάσις («раздор»), обозначавшее любое несогласие — от законных расхождений во мнениях касательно общественных дел до жестоких кровопролитных усобиц. Особенно часты были раздоры в колониях, где, например, случались распри между родами коренных жителей и позднейших поселенцев 51. Классическое определение стасиса принадлежит Фукидиду, описывавшему ужасные потрясения на Керкире в начале 420-х гг. до н. э. 52Между тем, если бы мы располагали необходимыми сведениями, мы бы несомненно обнаружили, что точно такие же условия наблюдались и на Керкире, и в других местах, веком или двумя ранее; зафиксированы они и в Мегарах. Сам полис являл собой блестящую выдумку и таил в себе множество других блестящих выдумок, но в конечном счете он был обречен на неудачу из-за губительного сочетания внутренних στάσεις с постоянными угрозами извне, исходившими от соседей-греков.

На VII век до н. э. выпали важнейшие греческие достижения в области зодчества и ваяния. Греки заимствовали представление о монументальном каменном зодчестве у египтян; некоторые греки имели возможность воочию увидеть их творения в Навкратисе и других городах Египта еще на исходе предыдущего столетия. Но, по своему обыкновению, греки подвергли чужую идею основательным изменениям. Отчасти прототипом для новой архитектуры послужили деревянные микенские постройки и залы (мегароны — μέγαρα), от которых в ту пору еще оставалось довольно много следов.