Игорь Бунич - Влекомые Роком. Невероятная победа

Мацуока проинструктировал адмирала Номура, чтобы тот прозондировал настроение Хэлла по поводу заключения подобного договора. Естественно, Хэлл, не раздумывая, отказался от подобного предложения. Мацуока был очень раздражен. 8 мая он доложил Императору, что если Соединенные Штаты вмешаются в европейскую войну, Япония обязана будет поддержать страны Оси и атаковать Сингапур. Мацуока предсказал, что переговоры в Вашингтоне могут ничем не кончиться, поскольку Америка явно захочет чем-нибудь поживиться за счет Германии и Италии. «Если это произойдет, — закончил Мацуока, — то боюсь, что я не смогу остаться в кабинете».

Когда принц Коноз узнал об этом разговоре от самого Императора, выразившего «удивление и серьезную озабоченность», принц организовал секретную встречу со своими военным и морским министрами — генералом Тодзио и адмиралом Ойкава, на которой было решено вынудить министра иностранных дел прекратить саботаж и действовать быстрее.

Был составлен ответ, одобряющий проект «Взаимопонимания», и Мацуока получил приказ незамедлительно отправить его в Вашингтон.

12 мая Номура вручил эту депешу Хэллу. Хэлл прочел ее, не скрывая разочарования. Одобренный японцами документ давал мало простора для достижения соглашения, если «мы не хотели пожертвовать основными принципами своей внешней политики», вспоминал позднее госсекретарь. В некоторых местах японцы изменили текст, в некоторых — просто его опустили, в некоторых — вставили ясный текст. Необходима была очень большая добрая воля с обеих сторон, чтобы добиться чего-нибудь положительного.

Проблемы, уже возникшие из-за языковых трудностей, взаимного упрямства, жесткости и искреннего непонимания друг друга, еще более увеличивались из-за того, что американцы перехватывали и читали японские сообщения. Дипломатические коды, считавшиеся нераскрываемыми, были «расколоты» американскими специалистами, и сообщения, посылаемые японским правительством за океан своим дипломатам, расшифровывались американцами быстрее, чем это делалось в японском посольстве и консульствах.

Называлась эта операция «Мэджик» («Чудо»).Так что Хэлл заранее знал почти обо всем, что ему собирался сообщить Номура. Но, поскольку многие расшифрованные японские депеши не содержали в себе достаточно ценной информации, которую стоило бы докладывать Хэллу, то морской офицер, возглавлявший группу дешифровальщиков, сам принимал решение, что докладывать Хэллу, а что — нет. Кроме того, расшифровкой и переводом японских депеш занимались люди, далеко не в совершенстве знавшие японский язык и стилистику. Их невольные ошибки порой вводили госсекретаря в заблуждение. (Примерно за две недели до описываемых событий японский посол в Германии Хироши Осима сообщил из Берлина, что доктор Генрих Штамер, отвечающий в германском МИДе за японско-германские отношения, ссылаясь за сведения немецкой разведки, информировал его о том, что американцы «читают» сообщения, отправляемые послу Номура. «Имеются, по меньшей мере, два доказательства, подтверждающих эту информацию, — сообщал Осима. — Во-первых, немцы сами также читают наши шифровки, а во-вторых, американцы еще в 1922 году, во время Вашингтонской конференции, уже раскрыли наши дипломатические коды».

Однако Кацуджи Камейяма, начальник службы связи японского министерства, иностранных дел, заверил Мацуока, что «не в человеческих силах расколоть наш дипломатический код», и уверенно предположил, что американцы получают секретную информацию от своих шпионов).

Что касается самого Хэлла, то его постоянно злили «приклеенные» японские улыбки, их «идиотские» поклоны и привычка с шипением всасывать в себя воздух. В результате главному советнику Хэлла по дальневосточным вопросам доктору Хорнбеку было легко убедить своего шефа в том, что японцам нельзя доверять, а любое соглашение с ними станет предательством принципов американской демократии.

В течение этих дней Хэлл и Номура в усилиях разрешить существующие противоречия часто встречались в апартаментах Хэлла в отеле Уордман Парк. Но достичь какого-либо прогресса практически не удавалось.

Дополнительные трудности возникали из-за позиции Мацуока, который в частном порядке и публично делал одно провокационное заявление за другим. 14 мая он с раздражением сказал американскому послу Грю, что Гитлер демонстрирует «величайшее терпение и великодушие», не объявив до сих пор войны Соединенным Штатам; что нападения американских кораблей на немецкие подводные лодки в Атлантике, без сомнения, приведут к войне между Японией и Америкой. Со стороны Соединенных Штатов более «честным и понятным» было бы объявить войну Германии, а не вести эту войну под прикрытием нейтралитета.

Даже морской министр адмирал Ойкава как-то спросил своих коллег по кабинету: «Наш министр иностранных дел случайно не рехнулся?»

А президент Рузвельт, читая переводы расшифрованных депеш, которые Мацуока посылал адмиралу Номура, заметил, что они являются «продуктом очень поврежденного мозга, не способного к спокойному и логическому мышлению».

Подобное поведение Мацуока, когда не министр, а Номура и Ивакура говорили о мире с Хэллом, привели американского госсекретаря к выводу, что его сознательно дурачат, выигрывая время для каких-то акций.

21 июня 1941 года Хэлл наконец ответил на японские предложения: Япония должна выйти из Тройственного пакта и отказаться от своего плана держать войска в некоторых районах Северного Китая для содействия борьбе китайцев с коммунистами.

Принц Коноэ и члены его кабинета были ошеломлены. Ничего подобного не было в проекте «Взаимопонимания». Почему американцы так внезапно отказались от своих «первоначальных» предложений? — вопрошал Коноэ, не знавший о том, что Хэлл никогда не рассматривал проект «Взаимопонимания» в качестве основы для переговоров.

Мацуока расценил ответ Хэлла как личное оскорбление и повод для прекращения переговоров с американцами. Обстановка срывалась в сторону полного хаоса, который еще более усилился на следующий день, в воскресенье 22 июня, когда пришло сообщенное вторжении Гитлера в Россию. Это сообщение почему-то застало японцев полностью врасплох,хотя еще за 16 дней до этого японский посол Осима сообщал в Токио, что после бесед с Гитлером и Риббентропом он пришел к выводу о неизбежности войны между Германией и Россией.

Едва получив известие о начале войны между Сталиным и Гитлером, Мацуока позвонил Лорду Хранителю Печати маркизу Кончи Кидо и попросил аудиенции у Императора.

Маркиз Кидо, длинноусый, 52-летний крепыш, являлся, как и Коноэ, протеже принца Саендзи. Он исповедовал либеральную политическую философию и здравый смысл, последовательно выступая против захвата Маньчжурии, вторжения в Китай и присоединения к пакту трех держав. Он часто любил повторять предупреждение принца Саендзи, что японская политика должна базироваться на кооперации с Британией и Америкой. В качестве Лорда Хранителя Печати Кидо являлся постоянным конфиденциальным советником Императора по всем вопросам. «Я был для Императора тем же, что и Гопкинс для президента Рузвельта», — любил прихвастнуть маркиз в старости. (Он умер в девяносто один год). Можно сказать, что Император Хирохито вырос на советах маркиза Кидо. Принц Коноэ и маркиз Кидо являлись наиболее влиятельными гражданским лицами в Японии.