Коллектив авторов История - Одесские катакомбы

*( Печатается с некоторыми сокращениями по изд.: «Героическая Одесса» (сборник). Одесса, 1945. )

Мне посоветовали побывать в катакомбах Усатовых хуторов. Там скрывался подпольный партийный комитет Пригородного района и несколько партизанских отрядов, непосредственно связанных с этим подпольным райкомом.

В это время в Одессе началась городская партийная конференция, и несколько человек усатовских подпольщиков приехали на нее. В числе их был и товарищ Лазарев Семен Федорович, секретарь Одесского пригородного подпольного райкома партии — тот самый человек, который в течение двух с половиной лет, находясь глубоко под землей, руководил движением сопротивления одного из самых больших одесских районов. Это была героическая, абсолютно неравная и тем не менее победоносная война небольшой горсточки одесских большевиков — несгибаемых советских патриотов — против двухтысячной регулярной румынской армии, специально расквартированной в районе Усатовых хуторов.

Нас познакомили.

Я увидел небольшого человека средних лет с ординарным, немного болезненным лицом, по внешности типичного районного партийного работника, каковым он в действительности и был. Ничего исключительного, а тем более героического при всем желании нельзя было отыскать в его фигуре. Не было в нем также ни тени рисовки или какой-нибудь позы. Даже — позы простоты и скромности.

Узнав, что я хочу спуститься в «его» катакомбы, Семен Федорович очень обрадовался. Он обрадовался потому, что, оказывается, с того дня, как вышел из катакомб навстречу Красной Армии в апреле 1944 года, до сих пор еще ни разу не смог побывать на своем старом пепелище.

И с той быстротой, точностью и конкретностью, которые отличают опытного подпольщика, он в течение двух часов организовал довольно трудную поездку в катакомбы.

Прежде всего он из-под земли достал двух своих соратников, членов его подпольной организации, за которыми я безуспешно «охотился» в течение нескольких дней.

Один из них был Иван Гаврилович Илюхин, секретарь Овидиопольского подпольного райкома партии, который в силу целого ряда обстоятельств попал в катакомбы к Лазареву, другой — Леонид Филиппович Горбель — третий секретарь Пригородного подпольного райкома и командир партизанского отряда № 1 (Куяльницкого).

Оба они — Илюхин и Горбель — были люди той же партийной складки, что и Лазарев: простые, внешне ординарные, скромные, без рисовки и полные несокрушимой духовной силы, которая светилась в их прямых, открытых глазах. Только несколько помоложе Лазарева, Илюхин — уроженец Орловской губернии, настоящий русак с высоким лбом и крепкими скулами, большой, сильный, в черной коровьей куртке мехом наружу. Горбель — законченный тип веселого и живого черноморца с крепкими руками, привыкшими к веслам, подвижным, лукавым лицом и статной фигурой, с особым военным щегольством стянутой офицерским поясом.

Они коротко и деловито посовещались с Лазаревым и тотчас исчезли добывать вещи, необходимые для нашей экспедиции: фонари «летучая мышь», особые, специально сконструированные для катакомб большие зажигалки, расчитанные на несколько часов горения, керосин для фонарей, бензин для автомобиля, старые спецовки, чтобы не запачкать под землей костюмов, короткие костыльки, на которые нужно опираться, пробираясь по тесным и низким подземным коридорам, чтобы не стукаться о потолки…

Вскоре все это было добыто, и мы отправились.

Мы проехали через весь город, миновали Пересыпь, сожженную, взорванную, исковерканную оккупантами, и стали огибать ракушняковую гору, ведущую к Хаджибейскому парку и далее к Усатовым хуторам. По склонам этой горы, похожей на ковригу хлеба, раскинулось несколько сел — Нерубайское, Куяльник… В некоторых местах в скалах виднелись трещины. Это были входы в катакомбы. Но в большинстве они были взорваны, развалены и даже забетонированы.

— Да. Жестокая была борьба, — сказал Лазарев.

Отсюда начиналась территория, где действовал его подпольный райком. Здесь каждый забор, каждый погреб, каждый домик, каждое деревцо, каждая щель были знакомы партизанам, как своя ладонь…

Машина пересекла выгон, нырнула в скалистую балочку, вынырнула из нее и въехала во двор небольшой хибарки, крытой камышом. Пока шофер ставил машину за погреб, сложенный все из того же ракушняка, из хибарки вышла крестьянка с повязанной полинявшим платком головой. Увидав выходящих из машины гостей, она радостно, приветливо улыбнулась.

— Здравствуйте, товарищ Лазарев! Здравствуйте, товарищ Илюхин! Здравствуйте, товарищ Горбель!

— Здорово, хозяюшка! Не забыла нас?

— Где там! Разве таких людей когда-нибудь забудешь? Вы наши избавители. Если б не вы — нас бы уже давно поубивали. Что ж вы нас совсем забыли — не приезжаете?

— Дел много. Одесский район восстанавливаем. Времени не выберешь. Хозяин дома?

— Дома, дома. Милости вашей просим. Заходите в хату.

А уже из хаты выходил хозяин. Он так торопился навстречу дорогим гостям, что даже забыл надеть свою баранью шапку. Его смуглое южное лицо с характерным горбатым носом, огненно-черными глазами, сивыми усами и крепким, по-солдатски выбритым подбородком светилось той же радостной, приветливой улыбкой. Он крепко пожимал гостям руки.

— Заходьте, прошу вас. Заходьте, дорогие друзья.

— Эти люди нам крепко помогали, когда мы сидели под землей, — сказал Лазарев. — Они нам приносили пищу, передавали записки, предупреждали об опасности. Благодаря им нам было известно все, что делается наверху. И ведь все это с опасностью для жизни.

Узнав, что мы будем спускаться в катакомбы, хозяин принес несколько самодельных коптилок, сохранившихся у него еще со времени подполья. Нашелся также и бидон керосина. Так что, собственно говоря, зря хлопотали насчет «летучих мышей» и горючего.

— Я ж говорил, — с неудовольствием проворчал Горбель, — что у них все есть. Напрасно только время потратили на подготовку.

Пока мы переодевались в старые макинтоши и спецовки, хозяин, показав рукой на всю скромную обстановку своей хаты, сказал:

— При оккупантах ничего этого здесь не было. Были только одни голые стены.

— А где же все это было?

— А в катакомбах. В последние месяцы ихнего каторжного режима, ихней «новой Европы», чтоб она сгорела, мы все хозяйство перевели под землю. И овец перевели. И корову. Только тем и спаслись от неминуемой смерти.

— Это верно. Почти все население Усатовых хуторов в последние месяцы пребывания немецко-румынских разбойников спасалось у нас в катакомбах.

— Сколько же всего у вас было так сказать «посторонних»?