Филипп Арьес - История частной жизни Том 3 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Надо сказать, что молодые люди не только умело пользуются ритуалами осмеяния, но и воздействуют на сложившийся порядок; контролируя супружество, этот узел, создающий историю дома, они очень в небольшой степени влияют на общественные отношения, которые лучше от этого не становятся. Эти нападки теперь направлены не против «тайнства брака» или «общественного спокойствия», но, как говорилось в приговорах, вынесенных парламентом Наварры в 1769 году, против «внутренней свободы семей». Можно предположить, что на фоне роста количества сопротивляющихся жертв начиная с середины XVIII века суды, в которых рассматривались эти дела, выносили обвинительные приговоры. Из слов префекта Верхних Пиренеев, можно понять, что речь идет о признаках модели социального контроля, который предписывает прозрачность и располагает большим арсеналом действий, разоблачающих неподобающее поведение в семье и наказывающих за него. Крупная буржуазия, которая судит и подает жалобы, постепенно приходит к мнению, что эта сфера полностью принадлежит семье и что никакие силы извне не могут влиять на решения, принимаемые в семье, и утверждает законы, защищающие неприкосновенность «частной жизни».

Множество фактов говорит о наступлении «внутренней свободы», однако в груде дел, которые мы изучили, есть несколько интересных моментов, на которых стоит остановиться. Для начала вспомним наиболее ярких жертв молодежных развлечений в Лиму в 1740–1790 годах: приемщик соляной палаты, прокурор при сенешале, епархиальный инспектор общественных работ. Все трое яростно сопротивлялись мерам, направленным против них как мужей и отцов. Все они имели какую–то собственность, но зарабатывали на жизнь бюрократической деятельностью; будучи воплощением государственной власти, располагая всеми путями отступления, они находились в авангарде противостояния, провоцировали противоречия между старинными обычаями и некоторыми юридическими и административными новшествами, которые, как и шаривари, время от времени оказываются на жизненном пути каждой семьи.

В деревнях напряжение смещается в сторону еще одного очень важного персонажа — кюре. Воспитанный в контр- реформационных семинариях, где унифицировались взгляды священников на религию и нравы, кюре сразу же занимает позицию противника любых традиционных форм оскорбительных ритуалов. Во имя «мира в семьях» он мечет громы и молнии против шаривари, карнавальных судов или, против «майских подарков» (например, в Виваре некоторым девицам преподносили гигантские фаллосы). Иногда, как это было в Бюрзе в 1780 году, дело доходит до защиты пары, которой угрожает шаривари; священник освободил жениха и невесту от двух из трех положенных оглашений предстоящей свадьбы и тайно обвенчал их под покровом ночи. В целом не приемля молодежных обычаев, он выступает против всех видов поборов — в данном случае по поводу свадьбы: «Когда кто–то женится, они (молодые люди) заставляют его платить, чтобы им было на что гулять. Если новобрачные отказываются платить, парни устраиваются в таверне, едят там в свое удовольствие за счет молодых, постоянно беспокоят и оскорбляют их, до тех пор пока те не согласятся на уплату выкупа» (Сент–Андре, Лодев, 1749).

Кюре составляет подробный каталог всех молодежных прегрешений — «вымогательств», «скандалов», «беспорядков» и «неуважительного отношения». «Они имитируют (религиозные) церемонии и ни во что не ставят наши упреки. Бегают по деревням во время карнавала в Пепельную среду. Входят в алтарь, во время службы встают между крестом и кюре, как если бы они были представителями духовенства, поворачиваются спиной к алтарю, смеются и болтают во время службы, встают ногами на скамьи, стреляют в помещении церкви в дни праздников и свадеб, танцуют перед входом в церкви на пьедестале креста даже во время рождественского поста, поют неприличные песни» (Нефьес, Безье, 1769).

Разумеется, выступая с таким убеждением против всего, что не подчиняется ортодоксальности, которую он представляет, деревенский кюре соответствует религиозному идеалу Но не приводят ли социальные амбиции и роль, которую он исполняет, главным образом, к борьбе с правом молодежи иметь собственное мнение?

С конца XVII века кюре в деревне выполняет две функции, одинаково важные. Помимо своих прямых обязанностей священника и попечителя начальной школы, он становится и представителем монархии [463] О кюре в этой роли при Старом порядке см.: Castan N. Les Criminels de Languedoc. Toulouse: Publication de Tuniversite de Toulouse‑Le Mirail, 1980. P. 127–128, 146–158, а также исследования А. Молинье, представленные в: En Lanfuedoc: le сигё de village (XVIIe‑XVIIIe siecle) // Etudes sur le Pezenas et l’Herault. 1980. Vol. XI. No. 3. P. 59–65. . Начиная с 1667 года он регистрирует акты крещения, брака и похорон, а благодаря распоряжению, которое в 1737 году обязывает делать два экземпляра документов, это становится общей практикой. От него требуется также проводить перепись, а в протестантских районах он должен отслеживать общественное положение вновь обращенных и порой разоблачать ложные притязания. Заменяя консулов (судей), очень часто на Юге франции малограмотных, устанавливает налоговую базу, по окончании мессы читает с кафедры постановления и указания губернатора провинции. Эта двойная миссия — политическая и религиозная — позволяет кюре быть в курсе всего, что происходит в семьях, выражать норму, порицая супружескую неверность, внебрачное сожительство, внебрачные беременности, выступая в качестве посредника при сватовстве, давая свою оценку каждому брачному союзу. Его суждения могут вызывать негодование: он отказывается причащать развратников; не разрешает хоронить «распутников» на кладбищах; не исповедует девушек, любящих танцы и поощряющих ухаживания. Желая стать духовником женской половины деревни, в особенности представительниц хороших домов, он выведывает их «страшные тайны», чтобы избежать непоправимого, или «под покровом ночи отправляет в монастырь восемнадцатилетнюю дочь владельца замка (после того как она провела в исповедальне три часа и жаловалась на свою семью), которой, как он полагает, грозит опасность чрезмерной любви со стороны пожилого и ревнивого отца» (Н. Кастан).

Мысль, на которую навел нас большой процент представителей бюрократии среди городских жертв молодежных развлечений, находит подтверждение в деревнях. В XVIII веке кюре становится одной из главных мишеней яростных нападок молодежи. Он горячо защищает покой своей замкнутой, полной раздумий повседневной жизни, которую он противопоставляет разнузданности его паствы и в особенности молодых людей: «В прошлый понедельник, на Троицу, они появились, стуча в барабаны. Я в тот момент перечитывал требник у себя на первом этаже и никак не мог сосредоточиться: пришлось оторваться от святости моего занятия и выйти к ним, и в ответ на мои просьбы и увещевания они предложили мне поговорить с их задницами, сопровождая свои слова непристойными жестами…» (Эстесарг, Юзес, 1774).