Михаил Ростовцев - Общество и хозяйство в Римской империи. Том II

Принципы, лежащие теперь в основе государственного организма, созданные Септимием Севером и укрепленные его сыном, оказались долговечными. Внешне никаких изменений не ощущалось. Как и прежде, в качестве верховного магистрата римского народа царил император; как и прежде, верховная власть в государстве находилась в руках сената, который передал ее императору; как и прежде, сословия сенаторов и всадников поставляли офицеров для армии и чиновников для имперского управления; как и прежде, городами управляла городская аристократия, а армия оставалась войском римских граждан. Но в действительности от прежнего государства остались лишь одни названия, и любая попытка изменить положение была обречена на провал. Солдатня была полна решимости воцариться в империи в качестве полновластных правителей и не желала терпеть возвращения к власти высших классов, по-прежнему еще очень сильных. Это был один из величайших кризисов, которые когда-либо переживала Римская империя за всю историю своего существования.

Годы, в течение которых один за другим в пурпур облачались Каракалла, Гелиогабал и Александр, были для империи временем величайших бедствий. Правда, длительные, кровавые гражданские войны на это время не приходятся, если не считать войну между Макрином и Гелиогабалом, которая носила локальный характер и в целом не затронула империи. Но организм империи был до такой степени истощен, что уже не соответствовал тогдашним требованиям: империи угрожали тяжелые внешние войны. Ошибочные действия Гелиогабала, которому наши источники приписывают вину в крахе имперских финансов, особой роли не играли. Основная проблема состояла в покрытии расходов на крупные военные походы, и ее нужно было обязательно решить, если империя не хотела пасть жертвой постоянных набегов иранцев на востоке и иранцев и германцев на северо-востоке. В любом случае требовалось напряжение сил, причем незамедлительное. В империи не было человека, который бы этого не понимал: и Септимий Север, и Каракалла, и Александр отчетливо видели эту необходимость, и в этом своем понимании они были выразителями общественного мнения. Мечта Каракаллы стать вторым Александром Великим и осуществить, mutatis mutandis , его план — слияние двух боеспособных и цивилизованных народов мира, иранцев и римлян, в единую нацию и единое государство для заслона от лавины варваров, грозившей поглотить оба государства, и римское и парфянское, — вовсе не был причудой Дон-Кихота, хотя этот план и характерен для романтических целей, которые ставились в те тяжелые времена. Так или иначе, было бы ребячеством расценивать эту романтическую мечту как великую политическую идею, воплощению которой помешало лишь преступление Макрина. Но эта мечта, абсолютно не соответствовавшая жестокой действительности, весьма характерна для обстановки времен упадка империи. Если второй Бассиан принял имя Александра, то это может служить свидетельством того, что описанная утопическая идея обязана своим существованием безудержной фантазии сирийских императриц, передававшейся от них обоим Бассианам.

Эксперименты Каракаллы и Александра не увенчались успехом не только из-за разложения армии и прогрессирующего ослабления в ней дисциплины, но прежде всего по той причине, что Римская империя была слишком бедна, чтобы нести гигантские расходы на такое масштабное предприятие. Для проведения в жизнь своих незрелых планов Каракалла и Александр разоряли империю. Очень скоро выяснилось, что конфискации, проводимые Коммодом и Септимием Севером, а также многократное увеличение вспомогательных финансовых источников государства за счет частных владений привели не к обогащению, а к обнищанию империи. Пертинакс, который сам был agrarius mergus , т. е. был помешан на расширении своих земельных владений, для воспрепятствования прогрессирующего роста невозделываемых площадей вынужден был прибегнуть к решительным мерам, повторив до определенной степени, но в более глобальных масштабах меры, принятые Адрианом. Он обратился к населению империи с воззванием, в котором призвал своих подданных захватить брошенные земли и таким путем получить их в собственность, а не в аренду. Насколько нам известно, этот его призыв пропал втуне. [191]Чтобы обеспечить обработку брошенных земель, Александр был вынужден перевозить из-за границы пленных и селить их на этих землях, тем самым используя методы, к которым прибегали М. Аврелий и некоторые его предшественники, начиная с I в. Кроме того, мы случайно узнаем о том, что в это же время в Италии наблюдался острый недостаток скота и что мясные рынки Рима были пустыми. [192]

Это был глубоко укоренившийся недуг, разъедающий государственный организм Рима, который нельзя было исцелить с помощью паллиативных мер. Государство все время пыталось направить в казну капитал — артериальную кровь империи: все мероприятия по укреплению государственных финансов были не чем иным, как постоянными попытками добыть как можно больше денег, и было неважно, применялись ли при этом принудительные меры, как при конфискациях Септимия Севера, или же систематические поборы; результат был один — губительный. В основе войн Септимия Севера, а также Каракаллы и Александра, подобно войнам Траяна и М. Аврелия, только в гораздо большей мере, была система литургий, принудительный труд humiliores и принудительная ответственность honestiores . Великая Римская империя находилась на грани постепенного возврата к натуральному хозяйству, потому что она была не в состоянии обеспечить себя достаточным количеством доброкачественной стабильной монеты. Попытка Каракаллы восстановить денежную систему с помощью введения его знаменитого antoninianus ’a (это современное обозначение новой монеты Каракаллы, достоинством в два или полтора денария) ни к чему не привела. Цены росли, «хорошие» деньги люди собирали в кубышку, качество монет ухудшилось еще больше. Как бы мы ни толковали сегодня эти события, в любом случае они подорвали доверие населения к имперским деньгам. А государство, по сути дела, признавало это бедственное положение, все больше делая упор на поставки натурой. Свидетельства этому встречаются нам в документах того времени на каждом шагу. В Египте система принудительных поставок и при Каракалле, и при Александре применялась, по-видимому, с небывалой интенсивностью. Но еще и раньше, при Септимии Севере, бремя литургий было столь велико, что один состоятельный гражданин из Оксиринха просил разрешения учредить особый фонд для жителей некоторых деревень округа, чтобы облегчить их долю. Реквизиции проводились повсеместно: зерно, кожи, древесина для изготовления копий, тягловый скот изымались принудительно, а оплата производилась нерегулярно, если вообще можно было на нее рассчитывать. [193]