Михаил Ростовцев - Общество и хозяйство в Римской империи. Том II

Наш материал позволяет составить четкое представление о принципах политики Каракаллы. Правда, подробные описания, которыми мы располагаем, не лишены предвзятости; и его современник влиятельный сенатор Дион Кассий, и Геродиан, также его современник, принадлежавший к кругу интеллектуалов греческого происхождения и бывший, вероятно, имперским чиновником, и наконец, некий историограф, римлянин по происхождению, произведения которого послужили для так называемых Scriptores Historiae Augustae основным источником биографии Каракаллы, представляют в основном точку зрения высших, образованных слоев населения империи, крайне враждебно противостоящих императору, которого они считали самым скверным из всех тиранов, известных в истории Рима. [182]Вместе с тем нет сомнения в том, что ни Дион, ни Геродиан, ни безвестный римский сенатор не занимались выдумыванием фактов; они, скорее, постарались выразительно оформить те взгляды, которые были в ходу в наиболее информированных и наиболее интеллигентных слоях населения империи. Враждебный настрой этих людей по отношению к императору уже сам по себе достаточно показателен, и как исторический факт мы не можем его недооценивать. Наши источники позволяют в полной мере понять причины этой враждебности.

Каракалла всей своей политикой открыто — даже более, чем его отец, — показывал, что он полон решимости строить свою власть не на удовлетворении интересов высших слоев общества, городской буржуазии и италийской аристократии, а опираясь на низшие слои и их представителей — солдат. Общеизвестно, что он благоволил солдатам и старался выглядеть как человек из их среды, не говоря уже о повышении солдатского жалованья и увеличении средств на содержание воинов, а также о щедрых дарах, которыми он их внезапно осыпал. Все это можно объяснить также и тем, что после убийства Геты он хотел с помощью таких средств купить их верность и поддержку. С другой стороны, он открыто выказывал презрение имущим слоям и образованным людям, а также враждебный настрой по отношению к ним. Дион говорит об этом совершенно недвусмысленно, и эти данные безупречно согласуются со знаменитой склонностью Каракаллы приравнивать себя к простому солдату. У нас нет оснований сомневаться в подлинности его любимого высказывания, которое сообщает нам все тот же Дион: « Никому, кроме меня, деньги не нужны, а мне они нужны для того, чтобы дарить их солдатам ». И его поведение, и его политика полностью совпадают с той точкой зрения, которая выражена в этих словах. [183]

Чтобы иметь возможность покупать расположение солдат, Каракалле требовались невообразимые суммы. Денежный запас, созданный Септимием Севером, скоро был исчерпан. Поэтому для наполнения казны Каракалла прибегал к чрезвычайным мерам. Источники его доходов известны нам исключительно из описаний Диона. Во-первых, он ловко и систематически прибирал к рукам богатство состоятельных слоев общества. Поземельный и поголовный налог, т. е. основной налог трудящихся классов, не повышался; зато коронный налог ( aurum coronariut ), особый, дополнительный подоходный налог, взимавшийся преимущественно с состоятельных граждан, вновь увеличился. Тяжелым гнетом были поставки продовольствия. Хотя эта повинность, служившая обеспечению солдат, распространялась в равной мере на всех, основные тяготы несли все же крупные землевладельцы, у которых всегда скапливались значительные запасы, в то время как у крестьян ничего не оставалось. Дион особо подчеркивает, что эти поставки не оплачивались и что богатым гражданам часто приходилось закупать продовольствие, поставку которого они обязаны были обеспечить. Наконец, существенный источник доходов составляли принудительные дары, взимаемые как с отдельных граждан, так и с городов; это вымогание денег было произволом, который немногим отличался от обычного грабежа. Единственными регулярными налогами, которые были увеличены, т. е. удвоены, были налог с наследства и налог на освобождение, всегда тесно друг с другом связанные. Очевидно, что эти налоги преимущественно приходились на долю состоятельных граждан. [184]

Взаимная вражда Каракаллы и высших городских сословий яснее всего обнаруживается в чудовищной — правда, погруженной во мрак истории — бойни в Александрии перед парфянским походом императора. Без какого-либо повода Каракалла тайно приказал зверски умертвить всех юношей Александрии и дополнил это массовое убийство резней в домах, где квартировали его солдаты и офицеры. Наши источники не дают этому преступлению никакого объяснения. Невозможно поверить, что Каракалла совершил его только потому, что александрийцы насмехались над ним, — их поведение можно легко объяснить гнетом принудительных поставок и растущим бременем муниципальных литургий. По моему мнению, основные расходы на военную подготовку к Парфянской войне, вероятно, должен был нести Египет. Для Антиохии, например, Каракалла оказался защитником и благодетелем, а не палачом. Сирию, родину своей матери, Каракалла пощадил, и все бремя легло на Египет. Неудивительно, что такое положение вещей вызвало в Египте, и в особенности в Александрии, сильнейшее ожесточение. Следовательно, можно предположить, что чувства александрийцев по отношению к императору были отнюдь не дружественны; возможно, именно тогда в одном памфлете были собраны так называемые языческие мученические акты, и этот памфлет распространился по всему Египту. Каракалла не заблуждался насчет истинного положения вещей, и оно его беспокоило. Он опасался, что, пока он пребывает в Парфии, в стране может подняться восстание и дорога назад будет отрезана; возможно, он считал также, что в Египте против него существует заговор. В соответствии с этим он и действовал, и тут в полной мере раскрылись его трусость и другие дурные качества. Но чем бы ни объяснялось его поведение, этот эпизод со всей ясностью обнаруживает истинное отношение Каракаллы к городской буржуазии и готовность армии оказать ему поддержку в осуществлении любых жестокостей, направленных против городов. [185]

Я убежден, что речь идет о той же самой враждебности по отношению к высшим классам, которая послужила причиной создания в 212 г. по Р. X. знаменитой constitutio Antoniniancr , согласно ей всем peregrini было даровано право гражданства. Распоряжение Каракаллы остается загадкой, и ее не в состоянии разрешить даже египетский папирус, донесший до нас несколько фрагментов этого документа, и очень трудно сказать, какую, собственно, цель преследовал император. Оригинал текста эдикта, найденный в Египте (если мы имеем право рассматривать его как оригинал), со всей определенностью исключает dediticii из числа тех, кому даруются права гражданства. Сколь же велик был круг peregrini , которых во времена Каракаллы именовали dediticii ? Принадлежали ли свободные крестьяне деревень, например во Фракии и Сирии, к этому слою населения? К какому слою относилось сельское население, проживавшее на городских территориях? Все ли мелкие императорские арендаторы были dediticii ? До тех пор пока наши ответы на эти важные вопросы остаются на уровне предположений, мы фактически беспомощны при попытке оценить историческое значение constitutio и не можем понять намерения, которыми руководствовался император, провозгласив ее в самом начале своего единоличного правления. Если она действительно не предоставляла гражданских прав всему сельскому населению и была направлена исключительно на жителей городов, а среди них касалась лишь полноправных граждан ( honestiones ) и не затрагивала низшие сословия ( humiliores ), то она не может рассматриваться как существенный прогресс на пути политического выравнивания, на пути равноправного возвышения масс во всей империи. Она становится частной мерой, которая увеличивала число римских граждан в городах, особенно на Востоке.