Михаил Ростовцев - Общество и хозяйство в Римской империи. Том II

Та же примитивная система оценки использовалась и при начислении других налогов, среди которых не было ни одного нового. В то время как потребность государства в продуктах питания и определенном сырье покрывали землевладельцы, необходимые денежные и мануфактурные товары поставляли в основном города и их жители. Для ремесленников и лавочников действовал единый налог. Как он вычислялся, мы не знаем. Далее, они обязаны были поставлять государству или городу мануфактурные товары в определенном количестве по особой цене. Крупные землевладельцы, сенаторы, платили специальный денежный налог за свои владения ( collatio glebalis ). Наконец, ремесленники, города и сенаторы каждые пять лет должны были выплачивать традиционный коронный налог (под различными названиями); к этому добавлялся особый налог, если на трон вступал новый император. Реорганизация налогообложения не поколебала принципа чрезвычайных поборов. В военное время, как и раньше, обычным делом были реквизиции и грабежи, а к длинному перечню налоговых обязательств по-прежнему добавлялись принудительные работы и предоставление тяглового скота для транспортных целей (άγγαρεϊαι). Насколько тягостной была последняя обязанность, показывают положения Кодекса Феодосия и речь Либания Περί των αγγαρειών. Итак, мы повсюду встречаем одну и ту же политику: упрощение системы и одновременно — грубое принуждение, к которому Древний мир привык в мрачные времена III в.

О порядке сбора налогов мы уже говорили. Система города-государства, предусматривающая посредничество налоговых арендаторов, во времена первых императоров в основном уже не использовалась, а в тех сферах налогообложения, где она еще сохранилась, таких как таможни и сбор натурального и денежного налога в имперских владениях, она существенно улучшилась. Был создан мощный специализированный отряд государственных служащих, которые должны были противостоять попыткам налоговых арендаторов обмануть налоговую казну и налогоплательщиков. Однако, за исключением· отдельных налоговых сфер, находившихся под непосредственным контролем государства, — налоги на наследство, освобождение, торги и таможня, — все налоги собирали города и через своих представителей направляли их в кассу соответствующей провинции. Каким образом их собирали, государству было безразлично. Сотрудничество государственных служащих (наместников провинций и их штата, а также императорских прокураторов) с городскими чиновниками ограничивалось совместным утверждением объема налогов, которые город был обязан собрать; основой служил муниципальный ценз, а также аналогичный ценз, который был установлен центральными властями для всей провинции. В то время как городам, с одной стороны, была предоставлена свобода, императоры, с другой стороны, настаивали на двух важных пунктах: во-первых, при оценке размера налогов следовало действовать по закону и справедливости, и во-вторых, налоги должны были выплачиваться в полном объеме и без задолженностей. Ответственность за это несло управление общины. В действительности в тяжелые времена задолженностей было много, и очень часто император аннулировал их полностью или частично. Чтобы усовершенствовать механизм сбора налогов и охранить государство от нерегулярности их поступления, императоры назначали особых служащих высокого звания, которые служили опорой деятельности наместников и прокураторов, помогая городам управлять их финансами. Начиная со времен Адриана они пытались воспрепятствовать накоплению задолженностей, возлагая ответственность за их ликвидацию на самых богатых членов общины, в особенности если речь шла о чрезвычайных поставках и дополнительных налогах. В III в., когда обязанности выплаты налогов, обеспечения транспорта для государственных целей и снабжения армии оказались непомерно тяжелы, усилилось давление, которое император оказывал на муниципальную буржуазию, и ее ответственность перед государством с тех пор стала детально регулироваться. Широко применялись меры принуждения, поскольку буржуазия все больше нищала и ее численность сокращалась и поскольку платежеспособность тех, кто обязан был платить, уменьшалась. Были урезаны некоторые из важных прав, которыми были наделены свободный человек и римский гражданин, а значит, по закону это распространялось и на муниципальную буржуазию. Методы, которыми теперь пользовались власти, были строгими, иногда насильственными. И все же буржуазия оставалась привилегированным классом населения провинций и продолжала пользоваться некоторыми прежними льготами.

Диоклетиан не стремился изменить условия, сформировавшиеся в период военной анархии III в. Он был далек от того, чтобы низвести городскую буржуазию до уровня прочего населения городских территорий, видя в каждом жителе лишь потенциального налогоплательщика, но столь же далек он был и от мысли возродить былую славу городов. Он принял законодательство своих предшественников, в котором ставилась задача превратить буржуазию в группу неоплачиваемых, наследственных государственных служащих, и верно следовал этой цели. Curiales — те, кого можно было выбирать в совет общины и на разные должности, — составляли группу богатых граждан, которые несли ответственность перед государством, представленным чиновниками и советом общины, за благотворительную деятельность, за порядок и мир в городе и за удовлетворение всех требований, которые государство выражало по отношению к населению, точно так же, как всякий крестьянин, каждый куриал, с точки зрения налогообложения, составлял единицу, а все куриалы вместе взятые образовывали большую единую группу, отвечающую за все работы и налоги, которые государство требовало от города. Естественно, что с каждым куриалом и с классом в целом обращались так же, как с отдельным крестьянином. На них возлагалась не только материальная, но и персональная ответственность. На них также в полной мере распространялось правило origo они были обязаны оставаться в своем родном городе, любая попытка уклониться от гнета требований с помощью смены места жительства была им запрещена, а если они умирали, то все обязанности передавались их детям. Целая толпа чиновников постоянно была занята наблюдением за ними и всегда была готова применить насилие, если кто-нибудь делал попытку вырваться из заколдованного круга, в котором оказывался. Здесь наиболее четко обнаружилась неспособность Диоклетиана избрать новые пути или хотя бы должным образом приспособить существующие механизмы к новым условиям, чтобы по возможности сохранить права и благосостояние народа. Его реорганизация муниципальной системы в большей мере, чем все прочие реформы, представляется мне ярким testimonium paupertatis , типичным знамением того времени, которое лишало человека творческой энергии и заставляло его беспомощно подчиниться существующей на тот момент практике, независимо от того, порождена ли эта практика революцией или анархией. Август столкнулся с такими же трудностями, ибо период гражданских войн был временем власти насилия и узаконенного разбоя, но он был далек от того, чтобы со своей стороны легализовать насилие и разбой и превратить их в постоянную практику. Государство в духе Диоклетиана было принудительным заведением, а организация означала организованное насилие. Нельзя сказать, что воля армии вынудила его поступить так, а не иначе. Диоклетиан не помышлял о том, чтобы перенести ответственность за сбор налогов и осуществление принудительных работ с городских сенатов на государственных чиновников и тем самым уничтожить почву для антагонизма между городом и деревней, и следствием того, что он этот антагонизм сохранил, было существование в IV–V вв. той же взаимной ненависти между городом и деревней, какая наблюдалась в III в.: вспомните о Сальвиане и его нападках на тиранию горожан. Нельзя также утверждать, что у Диоклетиана не было другого выхода, наоборот, но он предпочел пойти по проторенному пути, который вел к разорению и рабству. [317]