Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

«…Сейчас я жалею, что не узнал судьбу баяниста. Ищу и ныне бригаду и героя-баяниста. Может, кто подскажет?»

Написал я эти строки, признаюсь, без особой надежды, что кто-либо откликнется на балладу, подлинную, как сама жизнь. И вдруг через месяц после выхода книги получаю из разных концов страны письма. Откликнулся ветеран бригады майор в отставке Евгений Васильевич Чилин из Черкасс, с Украины:

«…Я только что прочитал книгу «Год 1942. Рассказ-хроника». Нашел рассказ о слепом баянисте Мише Попове, который проходил службу в 201-й воздушно-десантной бригаде 5-го воздушно-десантного корпуса, переформированного затем в 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Я хорошо помню Мишу Попова. Мы стояли тогда на реке Наре…»

Так я впервые узнал номер бригады. А затем пришло письмо из Ногинска Московской области от Василия Петелина, служившего в этой бригаде сержантом; после войны — редактор городской газеты. Он рассказал о Мише Попове:

«Он шел издалека, устал, продрог… Шел и шел, постукивая впереди себя палочкой по асфальту. Наконец остановился. Снял висевший за спиной ящик, прислушался, есть ли кто поблизости, и громко произнес:

— Кто здесь рядом, отзовитесь. — Помолчал, ожидая ответа. Но ответа не последовало. — Эй, кто-нибудь, — теперь уже закричал он, — прошу вас, подойдите сюда!

На зов прибежал сержант.

— Ты что кричишь? — спросил он. — Что тебе нужно?

Человек повернулся к сержанту и, глядя куда-то мимо него, произнес:

— Отведи меня в часть.

Только теперь сержант понял: перед ним слепой.

— Зачем тебе часть? Здесь фронт, передовая. Что ты будешь делать такой? — удивился он.

— Веди в часть, там разберемся.

Слепого отвели в политотдел бригады…»

А что было дальше, я узнал из письма, присланного мне из подмосковного города Загорска. Писал Птицын Иван Михайлович, комиссар артиллерийского дивизиона бригады:

«В политотделе бригады, куда сержант привел Мишу, его встретил начальник политотдела батальонный комиссар Сергей Николаевич Киреев. Можно представить себе удивление Киреева, когда он увидел в своей землянке слепого баяниста. Вначале подумал, что баянист попал сюда случайно, просто заблудился. Задал Попову те же вопросы, что и сержант, услышал тот же ответ».

Прерву письмо строфами из баллады:

Комиссар задумался: никакой закон, тем более в военное время, не имеет такой статьи, которая разрешала бы зачислить в армию слепого человека. Но комиссара покорило неслыханное мужество паренька, и он приказал зачислить его в штат бригады, определить в музыкальный взвод и поставить на довольствие. Вот передо мной лежит, как документальное доказательство, его продовольственный и денежный аттестат за номером 1417, где, кроме всего прочего, обозначено: «Денежное содержание — 11 рублей 50 коп. в месяц…»

После кровопролитных боев бригаду отвели в оборону. И Миша Попов шагал из землянки в землянку, из окопа в окоп по всем подразделениям бригады, играл на баяне, веселил солдат, разгонял «окопную тоску». Снова приведу строфы из песни:

«Помню, — пишет мне Птицын, — встречу с поэтом Алексеем Сурковым. Мне позвонил Киреев и пригласил в политотдел. От нашего блиндажа до политотдела метров двести — дорога по березовому леску с мелкой еловой порослью. В политотделе ждали редактор бригадной газеты Большаков, секретарь парткомиссии и еще кто-то. Нас предупредили, что в бригаду прибыл Алексей Сурков. Конечно, встретили мы поэта дружно. По-фронтовому собрали стол, выпили помаленьку из солдатской кружки. Завязалась беседа о фронтовой жизни, шли рассказы о боевых эпизодах. Сурков прочитал свои стихи. Настроение было приподнятое. Развеселились. Я предложил пригласить нашего баяниста. В землянку пришел Миша Попов, здесь Сурков с ним и познакомился. Миша играл полонез, а затем запел песню Суркова: «Пой, гармоника, вьюге назло, заплутавшее счастье зови. Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви…» Мне кажется, что первым эти стихи перевел на музыку Миша Попов. Он часто играл потом эту песню в окопах, солдаты подпевали. Какой композитор считался автором музыки — я не знаю, мы пели ее на свой мотив.

Затем баянист сыграл плясовую. Несколько товарищей пошли в пляс. Киреев пустился вприсядку с деревянными ложками. Пустился в пляс и Алексей Сурков… Душой нашего веселья был Миша. Я возвращался в свой блиндаж глубокой ночью. На небе сверкали звезды, светила луна: Крепчал мороз. Под ногами скрипел снег. Было тихо. Изредка тишину нарушал разрыв снаряда или пулеметная очередь. Этот вечер и эта ночь на всю жизнь сохранились у меня в памяти…»

Остался в памяти и сердцах ветеранов бригады и высший подвиг Михаила Попова. Началось наше наступление, бойцы бригады заняли окопы переднего края. Настал час, когда они снова должны были вступить в бой. Никто не заметил, как исчез из землянки баянист. А Миша упросил знакомого солдата отвести его на передовую. Когда роты поднялись в атаку, Попов вылез из окопа, развернул баян и в утреннем воздухе полилась мелодия «Священной войны». Баянист шел вперед и пел гимн, воодушевляя бойцов.

Отступая, немцы отчаянно отстреливались. И вдруг осколком мины поразило Мишу. Он упал было, но, подхваченный солдатами, поднялся, и снова запел его баян. Санитары подхватили его и унесли с поля боя в медсанбат, а потом и в госпиталь.

Узнал об этом Сурков в свой третий приезд в бригаду, и в балладе появились строфы:

…………………………….