Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Политические взгляды Тацита в том виде, как они реконструируются Ф. Клингнером, И. М. Гревсом, Э. Параторе, Р. Саймом и их последователями, исполнены острых противоречий, но в их главных антитезах (империя и принцепсы; принципат и деспотизм; император и сенат), воплощены ключевые противоречия римской жизни I в. н. э., и в этом смысле открывается возможность говорить о Таците как об историке-диалектике. [212] Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. С. 107.

По мнению Г. С. Кнабе, высказанному им в своей докторской диссертации, [213] Докторская диссертация Г. С. Кнабе представляет собой итог целого ряда частных исследований, которые русский учёный вёл в течение предшествующих лет: Кнабе Г. С. 1) Multi bonique pauci et validi в римском сенате эпохи Нерона и Флавиев // ВДИ. 1970, № 3. С. 63–85; 2) Римский гражданин Корнелий Тацит // АН СССР, Институт мировой лит-ры им. А. М. Горького. Античность и современность. М, 1972. С. 340–351; 3) Понимание культуры в Древнем Риме и ранний Тацит // АН СССР, Институт философии. История философии и вопросы культуры. М., 1975. С. 62–130; 4) К биографии Тацита // ВДИ. 1978, № 2. С. 111–130; 5) Римская биография и "Жизнеописание Агриколы" Тацита // ВДИ. 1980, № 4. С. 53–73. Тацит, наряду с Аристотелем и Лукрецием, — один из крупнейших представителей античной диалектики. Воззрения историка противоречивы: он исходит из исторической оправданности принципата и, в то же время, резко осуждает его. [214] Кнабе Г. С. Корнелий Тацит и проблемы истории Древнего Рима… С. 389.

В этом противоречии, с точки зрения русского учёного, нашла своё отражение объективная двойственность ранней империи: она представляла собой исторически целесообразную общественную форму, которая оказалась способной на два-три века продлить жизнь огромного конгломерата покорённых Римом провинций и обеспечить развитие производительных сил. В то же время она могла выполнять свою функцию лишь путём постепенной ликвидации той хозяйственно-политической, административной и морально-психологической системы, которую представляла собой гражданская община города Рима, столетиями служившая основой культурных, художественных и нравственно-гражданских достижений всемирно-исторического значения. [215] Там же. С. 389–390.

Тацит, родившийся в 57–58 гг. и создававший свои труды на рубеже I–II вв. н. э. при первых Антонинах, в пору окончательного омертвения и обесценивания традиций римской гражданской общины, смог ощутить и выразить это противоречие во всей его остроте и глубине. Это делает его центральной фигурой всей античной римской культуры, а его исторические сочинения — итогом всей ценностной римской гражданско-духовной традиции. Очевидно, что при таком подходе к произведениям Тацита, они приобретают роль первостепенного исторического источника, не только благодаря содержащимся в них сведениях о Римской империи и окрестных варварах в I в. н. э., но также благодаря самому их построению и философии, в которой нашёл своё отражение со всеми присущими ему противоречиями феномен античного римского полиса. [216] Там же.

Реабилитация трудов Тацита как источника по истории ранней империи во второй половине XX века нашла своё отражение в посвящённом ему разделе такого фундаментального издания, как "Кембриджская история классической литературы". [217] Goodyear F. R. D. History and biography. P. 642–655. Автор данного раздела, Ф. Р. Гудеар, характеризует взгляд Тацита на исторический процесс как, в целом, реалистический. Лишь иногда он искажается под влиянием его личного неблагоприятного опыта или же приобретает ностальгический оттенок: великие события римского прошлого возбуждают его энтузиазм; он уверен, что свобода, в Римской республике расцветшая пышным цветом, обречена в эпоху принципата на медленную смерть. [218] Ibidem. P. 654f.

Более мудро, продолжает Ф. Р. Гудеар, принимать Тацита таким, какой он есть, чем, как делали многие его критики, указывать, о чём и как он должен был писать. Как историк, Тацит не лишён серьёзных недостатков, если судить его с точки зрения наиболее строгих современных требований. Однако он никогда не нарушал своих собственных стандартов, им самим установленных для себя. [219] Напомним, что важнейшим принципом, положенным Тацитом в основу его творческого метода, был принцип исторической объективности (Tac. Hist. I, 1; Ann., I, 1). Не довольствуясь простым правдоподобием, он упорно трудился над установлением истины: проверял достоверность фактов, ставил перед собой вопросы и старался найти ответы на них. И, наконец, помимо всего прочего, Тацит великий писатель. [220] ibidem.

Реабилитация Тацита-историка во второй половине XX века, также как его осуждение историографией предшествующего столетия, имеет определённую общественно-политическую природу. Между Т. Моммзеном, Г. Р. Зиверсом, и их последователями с одной стороны и Ф. Клингнером, И. М. Гревсом, Э. Параторе, Р. Саймом и Г. С. Кнабе с другой пролегла целая эпоха — эпоха революций и тоталитарных диктатур, двух мировых войн и множества локальных конфликтов. Тезис о безусловной ценности и оправданности прогресса в конце нашего столетия уже не кажется таким неоспоримым, как в середине XIX века. Вместе с новым историческим опытом к людям постепенно пришло сознание того, что каждый шаг вперёд на пути цивилизации оплачен кровавыми жертвами человечества.

В этих условиях вновь становится актуальным тот исторический опыт, который сохранили для нас "Анналы" Тацита. Римский историк оказывается востребованным в качестве наставника в изучении тоталитаризма и деспотизма. [221] Momigliano A. The Classical foundations… P. 131. Конфликт между человеческой личностью и авторитарной властью, проблема нравственного выбора в условиях тиранического режима, разрушительное воздействие тирании на общественную мораль, свобода слова как неотъемлемое условие здорового общества — эти вопросы и проблемы, составляющие стержень исторических сочинений Тацита, со всей очевидностью обнаружили в XX столетии свою всемирно-историческую и общечеловеческую значимость.

Отношение Тацита к принципату было, таким образом, чрезвычайно сложным. Как историк он понимал неизбежность и закономерность утверждения нового порядка; как политический мыслитель не видел ему иной альтернативы кроме хаоса и сознавал его очевидные преимущества (Tac. Histor., I, 1, 16; Ann., VI, 33, 42; De orat., 41); как гражданин — деятельно служил империи большую часть своей жизни и призывал к тому же других (Tac. Agr., 42). Но жестокости, произволу и деспотизму владык империи Тацит всегда был враждебен, и с этой, только с этой, точки зрения его можно назвать оппозиционным писателем, [222] Буассье Г. Оппозиция при Цезарях. С. 237–250. или даже республиканцем. [223] Гревс И. М. Тацит. С. 207.