Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Корнелий Тацит, по мнению Г. Буассье, был человеком умеренных взглядов, принципиальным противником крайних теорий. Идею возрождения республики он справедливо считал утопией и, в полном смысле этого слова, принял империю, хотя и осудил в своих сочинениях тиранические эксцессы Цезарей. [178] Boissier G. Tacite. Р. 156.

В отличие от исследователей школы Г. Р. Зиверса, В. И. Модестов и Г. Буассье акцентировали внимание на тех высказываниях Корнелия Тацита, в которых отчётливо проявилось присущее ему понимание объективного характера эволюции политического строя римского государства (Tac. Histor., I, 1, 16; Ann., VI, 33, 42; De orat., 41). Отношение римского историка к режиму принципата, по мнению этих учёных, строилось на принципе "умеренности" ( moderatio ), который проходит красной нитью через всё творчество Тацита и является основой его жизненной и исторической философии. [179] Модестов В. И. 1) Тацит и его сочинения. С. 62–63; 2) Лекции по истории римской литературы. С. 701–721; Boissier G. Tacite. Р. 8.

Руководствуясь принципом "умеренности", Тацит, по мнению В. И. Модестова и Г. Буассье, на протяжении всей своей жизни оставался неизменно лояльным по отношению к действующей власти, приноравливаясь к условиям своего времени. Если историк и сожалеет порой о минувших временах, то, в целом, он не только сам смирялся с существующем положением вещей, но и призывает к этому других. Впервые сформулировав эту теорию в "Жизнеописании Агриколы" (Tac. Agr., 42), Тацит остался верен ей на протяжении всей последующей жизни. [180] Модестов В. И. 1) Тацит и его сочинения. С. 63; 2) Лекции по истории римской литературы. С. 717; Boissier G. Tacite. Р. 175.

Значение теории " moderatio " для последующей разработки проблемы "Тацит и принципат" состоит, прежде всего, в том, что в рамках концепции Буассье-Модестова была, по-видимому, впервые раскрыта вся сложность и неоднозначность отношения римского историка к империи Цезарей, под властью которых ему приходилось жить. Однако в условиях фактического господства школы Моммзена-Зиверса, взгляды В. И. Модестова и Г. Буассье не получили распространения в научном мире. Теория " moderatio ", таким образом, не оказала должного влияния на изучение творчества Тацита при жизни её авторов, пока в 30-50-ые годы XX века многие выводы, впервые сформулированные В. И. Модестовым и Г. Буассье, не были повторно введены в научный оборот Ф. Клингнером, И. М. Гревсом, Э. Параторе и Р. Саймом. [181] Klingner F. Tacitus // Klingner F. Romische Geisteswelt. 3 Aufl. Munchen, 1956. S. 451–471; Гревс И. М. Тацит. М.-Л., 1946; Paratore E. Tacito. Milano, 1951; Syme R. Tacitus. Vol. I–II. Oxford, 1958.

По мнению Ф. Клингнера, центральное место в системе мировоззрения Тацита занимают две группы ценностей. Важнейшим элементом первой из них является унаследованное от республиканского времени понятие гражданской доблести ( virtus ), и связанные с ней понятия свободы ( libertas ) и воинской славы ( gloria ). Напротив, во второй группе главную роль играют идеалы новой эпохи: порядок ( ordo ), а также внешний и внутренний мир ( pax ). Несовместимость virtus с ordo и pax порождает острый внутренний конфликт, который был сутью восприятия Тацитом окружавшей его имперской действительности на протяжении всей жизни историка. [182] Klingner F. Tacitus. S. 453–454. Отсюда присущий его творчеству трагизм и какая-то особая напряжённость, ощутимая в его произведениях.

И. М. Гревс считал, что с точки зрения своих личных предпочтений, Тацит скорее республиканец, чем сторонник империи: [183] И. М. Гревс критикует Г. Буассье за то, что французский учёный, по его мнению, склонен приписывать Тациту монархические взгляды (Тацит. С. 205). Однако, его интерпретация политических взглядов Корнелия Тацита (см. ниже) оказывается созвучной многим выводам Г. Буассье. симпатии историка направлены не к настоящему, а к прошлому, когда римский народ был силён, а сенат могущественен. [184] Там же. С. 193, 206–207. Притягательность республиканского идеала для Тацита И. М. Гревс объясняет тем, что, по мнению римского историка, только республика может обеспечить подлинную свободу ( libertas ), которую он рассматривал как величайшее общественное благо. Однако Тацит не питал никаких иллюзий относительно гражданского уровня былой республики и понимал, что лишь твёрдая единоличная власть может сохранить равновесие общественных сил в государстве. [185] Там же. С. 194, 207–209, 214. В условиях, когда реставрация старого порядка была невозможна, а существующий казался ему причиной тех бедствий, которым подвергся римский народ под властью своих вождей, Тацит пытается найти перспективы достойной жизни для отдельной личности, средний путь, одинаково далёкий и от низости, и от опасности. [186] Там же. С. 210–212. Практическим воплощением этой жизненной позиции для Тацита выступает его тесть Гней Юлий Агрикола.

Будучи практически мыслящим человеком, Корнелий Тацит все свои надежды на будущее связывал с тем государственным строем, который зарождался на его глазах. Этим строем был принципат первых Антонинов, Нервы и Траяна, с характерным для него адоптивным престолонаследием, в противоположность династической преемственности власти при Юлиях-Клавдиях и Флавиях. [187] Там же. С. 138–139, 217–220. Первые шаги нового режима вселяли в Тацита чувство уверенности в завтрашнем дне, надежда ободряла его как летописателя, его пессимизм в конце жизни смягчается верой в человека. [188] Там же. С. 218–219.

Подобно Ф. Клингнеру, Э. Параторе также полагает, что в основе мировоззрения Тацита лежит конфликт имперско-монархических и римско-республиканских начал, принципата и свободы. Однако если немецкий учёный воспринимает указанный конфликт как внутренний, присущий скорее сознанию Тацита, чем окружающей действительности, то, по мнению его итальянского коллеги, данный конфликт составлял также и суть эпохи, описанной и пережитой Тацитом. [189] Paratore E. Tacito. P. 53–55, 101–104, 106ff. При этом согласно Э. Параторе, политические взгляды Тацита, сильнейшим образом повлиявшие на его творчество, не оставались неизменными, заданными раз и навсегда: в течение своей жизни историк претерпевает длительную и сложную духовную эволюцию. [190] Ibidem. P. 9.

Суть этой эволюции состояла, по Э. Параторе, в следующем: если в начале своего творческого пути Корнелий Тацит исходил из противопоставления принципата и свободы, [191] Ibidem. P. 60–70, 329–339. то затем (в "Истории"), под впечатлением от событий правления Нервы и Траяна, он приходит к мысли о возможности соединения этих казалось бы несовместимых принципов. Условиями, которые Тацит считал необходимыми для воплощения своего политического идеала в жизнь, выступают у Э. Параторе система адоптивного престолонаследия и сотрудничество императорской власти с провинциальной элитой. [192] Ibidem. P. 446–464, 510, 525–546, 848. Именно они составляют содержание двух важнейших "программных заявлений" Тацита, вложенных им в уста императора Гальбы (речь в сенате по поводу усыновления Пизона Лициниана) (Histor., I, 15–16) и Петилия Цериала (обращение к вождям галльских племён) (ibidem, IV, 73–74).