Виктор Парфёнов - Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика [(Античная библиотека. Исследования]

Однако, против всех ожиданий, легкой военной прогулки не получилось: Август, руководивший центральным корпусом армии вторжения, столкнулся со множеством летучих отрядов легкой пехоты противника, которые нападали на римлян из засад, наносили им чувствительный урон и вновь исчезали в родных горах (То Cass. LIII. 25. 5–6).

В результате постоянного нервного и физического перенапряжения незадачливый завоеватель, к личности которого «дикари» явно не испытывали должного почтения, заболел и покинул театр военных действий, обосновавшись в Тарраконе. [84] Flor. II. 33. 51; Dio Cass. LIII. 25. 7; Oros. VI. 21. 19. Последняя попытка принцепса проявить себя на поле брани закончилась постыдным фиаско — кантабры слишком дорого продавали державному покупателю свою свободу. [85] Орозий с гордостью и вполне, как видим, заслуженно назвал своих земляков кантабров и астуров «двумя храбрейшими народами Испании» (Oros. VI. 21.).

Впрочем, у Августа хватило опыта и здравого смысла, чтобы передать руководство войной своим легатам и не вмешиваться в их распоряжения. [86] Кажется весьма вероятным предположение о том, что общее руководство военными действиями осуществлял Агриппа, намеренно остававшийся в тени (Schiller Н. Ор. cit. S. 206. Ср., однако: Ферреро Г. Указ. соч. С. 51). Результаты не замедлили сказаться: кантабры были разбиты Гаем Антистием, которому Август сдал непосредственное командование центральной колонной. [87] Дион Кассий счел необходимым объяснить успех Антистия «не тем, что он был лучшим военачальником, чем Август», а поведением кантабров: мол, они после отбытия Августа преисполнились презрения к римлянам и вступили с ними в открытый бой, в котором легионеры оказались сильнее (LIII. 25. 7–8). Традиция освещает испанскую войну весьма своеобразно: почти ничего не известно ни о действиях двух других римских штурмовых колонн в Кантабрии, ни о шедшей одновременно bellum Asturicum. Причина этого вполне очевидна: «Вся слава и вся история теперь концентрируются на единственной персоне» (Syme R. The Rоmап Rеvоlutiоп. Р. 332. Cf.: Idem. The Spanish War… Р. 312 f.; Idem. Livy and Augustus. Р. 65). Тем не менее война растянулась на два года, пока не пала последняя твердыня кантабров, большинство защитников которой покончило с собой, чтобы не сдаваться в плен. [88] Flor. II. 33.50; Oros. VI. 21. 7.

Основные события войны с астурами приходятся на 25 г. до н. э. О ходе боевых действий имеется восходящая к Титу Ливию краткая информация Флора и Орозия. [89] Flor. II. 33. 54–58; Oros. VI. 21.9-11. Из нее очевидно, что первоначально инициатива принадлежала астурам. Их план боевых действий предусматривал одновременное нападение на трех легатов, которые со своими войсками, очевидно, должны были действовать по тому же шаблону, что и их коллеги в Кантабрии.

Римские источники не скрывают того, что дерзкий план астуров имел много шансов на успех, если бы не предательство. Наместник Лузитании Тит Каризий, узнав о намерениях аборигенов, успел нанести упреждающий удар, когда их войска уже были на марше. Разгромив главные силы противника, римский командующий перешел к последовательному уничтожению их крепостей, сильнейшей из которых была Ланция. В конце концов сопротивление астуров было подавлено, но победа дорого обошлась римлянам.

Август придавал Испанской войне исключительное значение: дорого стоившая Риму и, как вскоре оказалось, эфемерная победа была представлена всему цивилизованному миру как нечто из ряда вон выходящее (Vell. 11.90.4). У принцепса, правда, хватило такта, чтобы отказаться от декретированного ему триумфа, но зато было торжественно объявлено об окончании войн по всему «земному кругу», и храм Януса закрылся уже вторично после гражданских войн. [90] Dio Cass. LIII. 27. 11; Oros. VI. 21. 11; Flor. И. 33. 53.

Продолжительное пребывание Августа в Испании показывает, что он явно не торопился в Рим. Видимо, в данном случае недалек от истины Г. Ферреро, полагавший, что император намеревался в окружении верных ему легионов (примечательно, что три из них получили в Испании почетное наименование Augusta) выждать, как будет функционировать новый государственный механизм, оформление которого еще не закончилось. [91] Ферреро Г. Указ. соч. С. 31 сл., 37.

Испанская война стала важным этапом формирования внешнеполитической концепции Августа. Надо отметить, что в отечественной науке внешняя политика первого принцепса чаще всего характеризуется как очень осторожная и довольно миролюбивая. [92] Ср.: Сергеев В. С. Очерки по истории Древнего Рима. М., 1938. Ч. 2. С. 389 ел.; Машкин Н. А. История Древнего Рима. М., 1949. С. 411; Ковалев С. И. История Рима. Л., 1986. С. 487 ел.; Всемирная история. М., 1956. Т. II. С. 611; История Древнего Рима / Под ред. В. И. Кузищина. М., 1993. С. 198; История Европы. М., 1988. Т. 1. С. 548. Правда, в последнее время наметился отход от подобного мнения. См.: Егоров А. Б. Указ. соч. С. 117 ел.; История древнего мира. Кн. 3. Упадок древних обществ. М., 1989. С. 54 ел. Нельзя сказать, что эта точка зрения отличается новизной: довольно давно Август был объявлен не более и не менее как «античным миротворцем». [93] OltamareА. Augustus und die Parther (1938) // Augustus. Hg. v. Schmitthenner W. Darmstadt, 1969. S. 118. Нельзя не заметить, что в цитируемом определении ясно ощутим «дух Мюнхена». Миролюбие основателя Римской империи традиционно подчеркивается в немецкой историографии. [94] Schiller Н. ар. cit. S. 190 Н.; Birth Th. Das romische Weltreich.B., 1941. S. 146 f.; Вегие Н. Kaiser Augustus // Вегие Н. Ge-staltende Kriifte der Antike. MUnchen, 1966. S. 430 f.; Bengtson Н. Grundriss der romischen Geschichte mit Quellenkunde. Munchen, 1982. S. 279, 282.

С другой стороны, в новейшей историографии представлен и совершенно иной взгляд на внешнюю политику наследника Цезаря; согласно этому мнению, для экономики молодой Римской империи внешнеполитическая экспансия была безусловной необходимостью, и, хотя это выглядит парадоксальным, «миротворец» Август в действительности был крупнейшим за всю римскую историю завоевателем. [95] Dieter Н., Gunther R. Romische Geschichte bis 476. В., 1979. S. 225; Seyfarth W. Romische Geschichte. Kaiserzeit 1. В., 1980. S. 58; Starr Ch. G. The Roman Empire 27 В. С. — А. D. 476. А Study in Survival. N. Y.; Oxf., 1982. Р. 24; Garnsey Р, Sailer R. The early principate. Augustus to Traian. Oxf., 1982. Р. 8. Анализ внешней политики первого принцепса убеждает в справедливости именно этой точки зрения.

Давно сложившееся убеждение в миролюбии Августа отчасти следует считать его заслугой: «сын божественного Юлия» был выдающимся мастером политической пропаганды, которая зачастую маскировала его истинные намерения и действия (проницательно замечено, что «подлинная история — это тайная история» [96] Syme R. Livy and Augustus. Р. 69. ). К тому же зачастую упускается из виду, что, бесспорно, существовавшее амплуа Августа-миротворца (одна из личин этого незаурядного актера) относится только к прекращению при нем гражданских войн, целое столетие терзавших народы Средиземноморья. Напротив, в сфере внешней политики наблюдается полная преемственность между Республикой и Империей, а Рах Augusta, по справедливому замечанию Р. Сайма, неотделим от Victoria Augusta. [97] Idem. The Roman Revolution. Р. 470. Cf. Luttwak Е. N. Ор. cit. Р. 49.