Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Язык, господствовавший в Северной Африке в то время, когда она сделалась римской, был языком тех чужестранцев, которые владычествовали там до римлян. Лептис, вероятно, не триполийский, а соседний с Гадруметом, является единственным городом в Африке, в котором чеканились монеты с греческим надписанием и который, таким образом, предоставил этому языку по меньшей мере второе место в официальном употреблении. Финикийский язык господствовал тогда на севере Африки повсюду, где существовала цивилизация, от Большого Лептиса до Тинги, в особенности в Карфагене и его окрестностях, а также в Нумидии и даже в Мавретании 482 .

Этому языку высокоразвитой, хотя и чуждой туземному населению культуры были при смене правительственной системы сделаны известные уступки. Быть может, уже при Цезаре и во всяком случае при Августе и Тиберии как города римской провинции, например Большой Лептис и Эа, так и города Мавретанского царства, как Тинги и Лике, — в том числе и такие, которые, подобно Тинги, сделались римскими гражданскими общинами, — пользовались в официальных сношениях финикийским языком. Однако финикийский язык все же не имел в Африке такого значения, &ак греческий в греческой половине империи. В греческих провинциях империи греческий язык господствует в деловой жизни, в особенности в сношениях с правительством империи и его чиновниками; на монетах города, имеющего греческое устройство, и император именуется по-гречески. Но в провинциях Африки, если надпись на монете сделана и на другом языке, император или императорский чиновник именуется всегда по-латыни. Даже на монетах царей Мавретании, на которых имя греческой царицы пишется по-гречески, имя царя, являвшегося в то же время и имперским чиновником, пишется непременно по-латыни, даже и там, где рядом с ним называется царица. Это означает, что само правительство не допускало в Африке употребления финикийского языка в своих сношениях с общинами или отдельными лицами, но разрешало его во внутреннем употреблении; это был не третий язык империи, но язык культурный, признанный в сфере своего распространения.

Однако это ограниченное признание финикийского языка продолжалось недолго. У нас нет ни одного документа, свидетельствующего об официальном употреблении финикийского языка после Тиберия; едва ли он употреблялся дольше первой династии 483 . Как и когда произошла перемена, мы не знаем; вероятно, правительство произнесло решающее слово приблизительно в эпоху Тиберия или Клавдия, осуществив в области языка и национальности такую полную аннексию, которая возможна лишь для государственной власти. В частной жизни финикийский язык продержался в Африке еще долгое время, по-видимому, дольше, чем в метрополии; в начале III в. дамы знатных домов в Большом Лептисе так плохо говорили по-латыни и по-гречески, что им нельзя было вращаться в римском обществе; еще в конце IV в. в окрестностях Гиппона Регия (Бон) неохотно ставили священников, которые не могли объясняться с крестьянами на пуническом языке; последние продолжали называть себя ханаанитами, пунические имена и пунические обороты речи встречались еще очень часто. Но этот язык был изгнан из школы 484 и даже из письменного употребления и сделался народным диалектом, да и то, вероятно, только в области древнефиникийской цивилизации и особенно в древнефиникийских и прибрежных местностях, лежавших в стороне от крупных путей сообщения 485 . Когда арабы пришли в Африку, они застали еще в качестве местного языка язык берберов, но уже не застали языка пунийцев 486 . Вместе с карфагенско-римской цивилизацией исчезли и оба чужеземных языка, тогда как древний туземный язык удержался до настоящего времени. Властители из цивилизованных иностранцев сменялись, берберы же оставались, как пальмы оазиса и песок пустыни.

Наследие финикийского языка досталось не греческому языку, а латинскому. Это не было результатом естественного процесса развития. В эпоху Цезаря и латинский и греческий языки были в Северной Африке языками чужими, но, как показывают хотя бы монеты Леп-тиса, последний был распространен гораздо больше, чем первый; по-латыни говорили в то время только чиновники, солдаты и италийские купцы. В то время было бы, вероятно, легче осуществить эллинизацию Африки, чем ее латинизацию. Но случилось как раз обратное. Та же самая воля, которая в Галлии подавила в зародыше зачатки греческой культуры, ввела в сферу господства латинского языка греческую Сицилию и установила границы между греческим Востоком и латинским Западом, — отнесла Африку к этому Западу.

В таком же духе была упорядочена организация страны. Как в Италии основой внутреннего устройства является латинская городская община, а на Востоке греческая, так здесь основой его служит финикийская городская община. В начале римского владычества в Африке Карфагенская область состояла преимущественно из городских общин, в большинстве некрупных, числом около трехсот, из которых каждая управлялась своими суфетами; Римская республика ничего не изменила в этом порядке 487 . В существовавших здесь царствах прежние финикийские города сохранили свое устройство и при туземных государях; по крайней мере Калама, город внутренней Ну-мидии, едва ли основанный финикийцами, имела, как известно, финикийское городское устройство; цивилизация, которую Массинисса дал своему царству, состояла, по существу, в том, что он превращал селения берберов-землевладельцев в города с финикийским устройством. Это относится и к тем немногим более древним городским общинам, которые существовали в Мавретании до Августа. По-видимому, оба ежегодно сменявшихся суфета африканских общин в основном соответствовали аналогичным главам общин в италийском городском устройстве; мы не имеем оснований думать, что финикийский городской строй римской Африки сохранил свои национальные особенности, например, в устройстве общинных советов, организованных у карфагенян совсем иначе, чем в италийских общинах 488 . Но тот факт, что сохранялось хотя бы лишь формальное различие между финикийским и италийским городом, являлся, наравне с допущением местного языка, признанием финикийской национальности и известной гарантией ее дальнейшего существования и под римским владычеством. Финикийский город был с самого начала признан нормальной формой административного деления для африканской области, о чем свидетельствует тот факт, что Цезарь восстановил Карфаген прежде всего в качестве финикийского города под управлением прежних суфетов 489 и до известной степени с прежними жителями, так как значительная, может быть наибольшая, часть новых граждан была переселена из окрестных местностей и снова поставлена под охрану великой богини пунического Карфагена, небесной царицы Астарты, которая со своей свитой вновь вступила тогда в свое прежнее святилище. Правда, в самом Карфагене этот порядок вскоре уступил место италийскому колониальному устройству, а покровительница Астарта превратилась, по крайней мере по имени, в латинскую небесную богиню. Однако в остальной Африке и в Нумидии финикийский городской строй преобладал, вероятно, в течение всего I в., поскольку он подходил ко всем общинам, за которыми были признаны городские права, но которым еще не было предоставлено римское или латинское устройство. Он, собственно, не был отменен, так как суфеты встречаются еще при Пие; но постепенно они повсюду уступают свое место дуовирам, и изменившийся принцип управления в этом отношении доходит до крайних пределов.