Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 2: Крымские ханы первой половины XVII столетия и борьба за самостоятельность и единовластие

Несколько тысяч таких скитальцев добралось до самого Крыма. Они и предложили Мехмеду III Гераю вместе ударить на короля, которого отныне считали своим врагом. [191]Конецпольский уже давно опасался, что на помощь бунтующим казакам могут прийти крымские татары, и если этого не случилось до сих пор, то лишь благодаря Шахину Гераю: не теряя надежды привлечь на свою сторону и казаков, и короля, калга не стал вмешиваться в их спор. [192]Но Мехмед Герай увидел в этих противоречиях выход из ловушки, приготовленной ему Стамбулом, и крымский поход на Польское королевство все-таки состоялся.

В январе 1626 года крымско-буджакское войско пересекло Днестр и разошлось от Подолья до Галичины и Волыни. Пока Конецпольский и коронный стражник Стефан Хмелецкий [193]собирали силы, оно успело разграбить более 200 селений. Вместе с крымцами шел отряд казаков [194]— возможно, тех самых выписчиков, что прибыли к хану. Вряд ли им довелось встретиться в этом походе со своими товарищами «по другую сторону фронта» — реестровыми казаками, которые вместе с польскими отрядами Хмелецкого уже спешили наперерез хану. Мехмед Герай уклонился от боя и повернул назад, но не избежал потерь: на Днестре начался ледоход, и множество ханских бойцов погибло среди льдин на переправе. [195]Досадная неудача была вознаграждена для хана другим: завернув на обратном пути в Ак-Керман, он застал там Хаджи-Коя, столь подло обманувшего его 16 лет назад, и воздал алчному дельцу по заслугам, повесив его. [196]

Шахин Герай, возмущенный происходящим, не только не участвовал в этом походе, но и противодействовал ему. Калга письмом предупредил Конецпольского о ханском наступлении и переслал ему султанский указ об этом походе, [197]что оказалось весьма кстати — ведь османы, желая окончательно рассорить Бахчисарай с Варшавой, заверяли поляков, будто Мехмед Герай совершил свое нападение против воли падишаха. [198] Едва хан вернулся из похода, как султанский двор, радуясь успеху своего плана, вновь приказал ему идти на короля. Видимо, в этот раз Шахин Герай резко возразил брату и настоял на своем: хотя они едва не поссорились, поход все же был отменен. [199] Однако буджакцев, вернувшихся к излюбленному ремеслу, было уже не остановить: весной Кан-Темир снова направился на Подолье, а осенью его сыновья с нурэддином Азаматом Гераем пытались пробиться к Киеву. Оба похода не удались, особенно второй, когда в ожесточенном бою с силами Хмелецкого и Дорошенко погибли тысячи ногайских воинов. [200]Пожалуй, хану и калге могло показаться, что трудности первых лет правления уже позади: султан до поры оставил попытки свергнуть их силой, а недоброжелатели из числа знати не смели поднять голоса (ибо Шахин заранее преподал им урок, казнив для острастки нескольких мирз, заподозренных в измене и тайном сговоре с Джанибеком [201]). Но надежда на то, что жизнь в Крыму наконец-то потечет спокойно и размеренно, не сбылась: слишком серьезен был вызов, брошенный братьями, чтобы им было позволено наслаждаться тишиной и покоем.

Начало 1627 года не предвещало бед и потрясений, и Мехмед Герай решил выйти в поход на черкесский род Беслене, который, воспользовавшись передрягами в Крыму, вышел из повиновения хану и перестал платить ему дань. [202]Недавно в тех краях уже побывал калга, разгромив главных смутьянов, черкесских родичей Джанибека Герая, [203]но этого оказалось недостаточно. На сей раз Шахин с Кан-Темиром остались в Крыму, а Мехмед, собрав 10 тысяч крымцев и буджакцев, отправился на Кавказ. Там его уже ожидали черкесы-союзники во главе с Гази-беем — ханским тестем, которого Мехмед Герай очень любил и уважал. Хан прошел вглубь горного края и остановился у реки, куда вскоре явился и Гази-бей. Обменявшись подарками, тесть и зять провели вместе целую неделю, беседуя и пируя в шатрах.

Затем Гази попрощался с ханом и направился к себе в горы — а буджакские мирзы, переглянувшись, покинули крымский лагерь и бесшумно последовали за ним. Зайдя в ущелья подальше от ханских глаз, буджакцы преградили бею дорогу. Их командир, Салман-Шах-мирза, имел серьезные счеты к этому черкесу, 5 лет назад убившему его отца — и бей, по закону гор, заплатил в этот день кровью за кровь, будучи застрелен Салман-Шахом из мушкета.

Мирза насытился местью, но его выстрелом был попран другой закон гор: незыблемый закон гостеприимства. Ханский тесть был убит, едва отойдя от шатра своего зятя, и позор этого злодеяния ложился на хана. Мехмед Герай в гневе бросился за ногайцами — но те умчались прочь. Было очевидно, что Салман-Шах никогда не отважился бы на такую дерзость по отношению к хану, если бы не был подговорен своим двоюродным братом Кан-Темиром — и потому Мехмед Герай послал гонца к Шахину с приказом немедленно арестовать буджакского предводителя. [204]

Получив послание брата, Шахин Герай направился к Кан-Темиру. Тот в последний миг узнал о намерениях калги и ускользнул от него. В одном кафтане, бросив дом и семью, он поскакал из Крыма в Буджак, а за ним понеслись и все его товарищи. Гвардейцы Шахина бросились в погоню — но ногайцы, отстреливаясь, исчезли в степных далях. Бегство буджакских мирз ничуть не обескуражило калгу: опыт жизни при шахском дворе подсказывал ему весьма действенные способы вернуть беглецов.

Шахин приказал разыскать по Крыму всех остававшихся здесь родичей беглых мирз, обрить им головы, нагрузить состриженными волосами телегу и отправить ее к Кан-Темиру. «Знайте, — передал он со слугой, — что если Кан-Темир не вернется, все заложники погибнут в страшных муках!». [205]Дрогнув при виде груза, присланного калгой, многие мирзы двинулись назад в Крым, чтобы спасти своих близких. Кан-Темир не тронулся с места. Это стоило жизни его семейству: Шахин выполнил свою угрозу, и домочадцев Кан-Темира постигли чудовищные казни на персидский манер, страшное эхо которых разлетелось далеко за пределами Крыма. [206]

Гибельная волна ненависти и мести, уже готовая затопить весь Крым, набирала мощь: распря черкесской и ногайской знати вылилась теперь в кровную вражду могущественного буджакского вождя к повелителям Крыма.

Дабы отомстить своим смертельным врагам, Кан-Темир был готов примириться с султаном. Отойдя подальше за Дунай, мирза отправил посыльных в Стамбул, горячо убеждая султанский двор, что Мехмед и Шахин — явные предатели и откровенные противники османов, и что их бесчинствам пора положить конец. Если только будет на то султанская воля, — предлагал буджакский предводитель, — он схватит обоих и доставит к падишаху. [207]

Конечно же, Мурад IV не отказался от такой услуги. Память о позорном разгроме под Карасубазаром не могла быть изглажена никакими мирными заверениями мятежников, и если султан до сих пор не расправился с ними — то лишь потому, что не имел к тому возможности. Теперь же, благодаря Кан-Темиру, такая возможность появилась: пусть в прошлый раз братья отбили атаку с моря — но ведь тогда у них за спиной лежала спокойная степь, а сейчас их можно взять в клещи с двух сторон…