Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 2: Крымские ханы первой половины XVII столетия и борьба за самостоятельность и единовластие

Шахин Герай примчался в Бахчисарай 3 мая, а через несколько дней вслед за ним на полуостров хлынули буджакцы. Защищать Крым было практически некому: лучшие отряды Ширинов погибли под Бабадагом, а крымские Мансуры и нурэддин Азамат Герай перешли на сторону Кан-Темира. [227]Ворвавшись в Крым, буджакский предводитель с торжеством доложил султану, что мятежники разгромлены и что на крымский престол пора присылать нового хана. Говоря это, Кан-Темир подразумевал вовсе не Джанибека, которого недолюбливал еще со времен Хотина. Мирза желал воцарить в Крыму собственного ставленника и прочил на эту роль кого-нибудь из проживавших в Стамбуле сыновей Гази II Герая. [228]

Положение Мехмеда и Шахина было ужасающим: остатки крымского войска разбежались, нурэддин переметнулся к врагам, и при хане оставалось лишь несколько сотен гвардейцев. Сердце Мехмеда Герая дрогнуло; он подумывал было бежать из Крыма, [229]но отступать было уже некуда: Буджакская Орда заполонила весь полуостров, опустошая владения крымских беев. Оставалось единственное убежище: горная крепость Кырк-Ер вблизи от Бахчисарая, в прежние века не раз выручавшая крымских ханов во время ордынских нашествий. В ней и затворились братья со своей немногочисленной гвардией.

К полудню 10 мая буджакская армия подступила к столице. Поставив свой шатер в Эски-Юрте, Кан-Темир двинулся штурмовать Кырк-Ер. [230]Однако взять скалистые уступы этой твердыни оказалось непросто: осажденные отстреливались из-за неприступных стен, и даже обычный камень, пущенный ими вниз по крутому склону, превращался в грозное оружие. Тогда Кан-Темир окружил укрепление и стал дожидаться, когда голод и жажда заставят братьев сдаться.

Потекли томительные дни противостояния. Буджакцы стояли внизу у подножья, а ханский отряд удерживал их на прицеле. Крепость была крайне скудна водой и пищей, и голод стал нешуточной угрозой для ее защитников. В Кырк-Ере, правда, проживала караимская община, у которой можно было раздобыть кое-какие припасы, но съестного и, главное, воды все равно не хватало на всех. [231]К концу четвертой недели осады стало ясно, что ослабевшие гвардейцы больше не продержатся и десяти дней [232]— а значит, близок час, когда Кан-Темир ворвется в ворота и устроит кровавое побоище…

Но тут с дальних горизонтов, обозреваемых с кырк-ерских высот, долетели едва различимые раскаты пушечных выстрелов. Это стреляли казаки, которых Мехмед и Шахин уже отчаялись дождаться в своем поднебесном плену! Ликующий калга приказал палить в воздух, подавая союзникам знак, что еще держится в крепости. [233]

Отряд в четыре тысячи бойцов вел сам Дорошенко. Буджакцы уже давно доложили своему вождю о приближении казаков, но Кан-Темир приказал не отвлекаться и продолжать осаду Кырк-Ера. Мирза не знал, что казаков ведет сам гетман, и счел, что те вышли в обычный набег за скотом, после чего отскочат от Перекопа обратно к Днепру. Но украинцы, построившись «табором» (то есть, защитив себя подвижной оградой из сцепленных телег) устремились вглубь Крыма и за шесть дней пробились к реке Альме в нескольких часах пути от Бахчисарая. [234]

Кан-Темир понял свой промах, оставил Кырк-Ер и развернулся наперерез противнику. К нему на помощь спешно подтянулись османские сеймены из Балаклавы — и 31 мая на Альме грянул бой. Сражение выдалось тяжелым: Михайло Дорошенко погиб в нем от османской пули, казаки потеряли сотню человек, но зато одержали победу и снесли последнюю преграду на пути к Бахчисараю: Кан-Темир, раненный в бою, бежал к Эски-Кырыму, а Азамат Герай, бросив неудачника-мирзу, удалился в Ак-Керман. [235]

Узнав о разгроме своего вождя, буджакское войско разбежалось от Кырк-Ера вслед за Кан-Темиром, а хан с калгой радостно вышли из крепости навстречу союзникам. Весть об альминской битве быстро разнеслась по стране. В Бахчисарай стали прибывать крымские беи и мирзы, готовые вместе с ханом мстить Кан-Темиру и его улусам за разорение своих земель. [236]

Над стеною Бахчисарайского дворца взвилось казацкое знамя, которое хан позволил вывесить в знак того, что столица находится под надежной охраной союзников, [237]а сами казаки расположились в Эски-Юрте, на месте покинутого лагеря Кан-Темира. [238]Видимо, здесь же были проведены и выборы нового гетмана взамен геройски погибшего Дорошенко: теперь предводителем казаков стал Мойженица. [239]

Верный своему слову, Шахин Герай наградил казаков: каждому из них досталось по 5 золотых, не считая других подарков (лошадей и одежды), которые было не так-то просто сыскать в разоренных Кан-Темиром окрестностях. Вознаграждение было солидным, но перед казаками блеснула надежда получить еще большее, поскольку калга вновь нуждался в их помощи: ему предстояло разыскать и добить бежавшего Кан-Темира. Мойженица согласился помочь Шахину Гераю, и войско горячо поддержало его. Казаки были готовы двинуться в путь тотчас же, но калга велел им повременить и отдохнуть: хану требовалось некоторое время, чтобы собрать в поход крымскотатарскую армию. [240]

Казацкий лагерь остался ожидать команды к выступлению, а его обитатели присматривались к чужой стране и делились наблюдениями. «Теперь-то мы повидали Крым, — говорили казаки. — Прежде мы думали, что Крым настоящая крепость, а крымцы настоящие бойцы; но теперь видим, что Крым беззащитен, как деревня, а крымцы слабы, сражаться не умеют. Ныне мы присягнули хану с калгой и получаем от них жалование; но когда-нибудь мы возьмем Крым, и он будет Божий да наш. В Крыму нет укреплений, сюда можно незаметно пройти по суше и морю, и Бахчисарай от моря близко: оно видно отсюда. Как-нибудь летом мы придем сюда: половина морем, а половина верхом от Перекопа, и возьмем Крым — ведь в Московском государстве мы и не такие крепости брали, да и московцы лучше воюют в сравнении с крымцами». [241]

Несомненно, эти разговоры доходили и до Шахина Герая, но они были ему на руку: Крым ожидало впереди противостояние с османами, и воинственность казаков могла еще весьма пригодиться калге.

Через две с половиной недели хан, наконец, собрал все крымские войска. Поход не предвещал больших сложностей: буджакцы были загнаны на восток Крыма, и Мехмеду с Шахином оставалось лишь настичь их и втоптать в море. Сделать это было тем легче, что казаки отбили на Альме у Кан-Темира 12 больших польских пушек (захваченных им еще у Жолкевского при Цецоре) и теперь представляли собой грозную огневую силу.

Стоило ожидать, что буджакцы попросят убежища в Кефе у османов, но уж на этот счет калга был спокоен: новый кефинский наместник, бейлербей Мехмед-паша был его другом. Шахин Герай весьма уважал этого 75-летнего старца, величал его в письмах «своим отцом» и был уверен, что тот не станет вмешиваться, укрывая Кан-Темира в городе [242]— ведь хан и калга не бунтуют против султана, а лишь укрощают мятежное степное племя.